ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ
ДЕЛО "ДЕНИС ВАСИЛЬЕВ ПРОТИВ РОССИИ"
(Жалоба № 32704/04)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Страсбург
17 декабря 2009 года
Настоящее постановление окончательно вступит в силу при наступлении обстоятельств, указанных в п. 2 Статьи 44 Конвенции. Настоящее постановление может быть подвергнуто редактированию.
По делу Дениса Васильева против России
Европейский суд по правам человека (Первая секция), заседая Палатой в следующем составе:
Христос Розакис (Christos Rozakis) – Председатель;
Нина Важич (Nina Vajić),
Анатолий Ковлер (Anatoly Kovler),
Элизабет Штейнер (Elisabeth Steiner),
Дин Шпильман (Dean Spielmann),
Джиорджио Малинверни (Giorgio Malinverni),
Джордж Николау (George Nicolaou) – судьи;
и Сорен Нильсен (Søren Nielsen), – Секретарь Секции;
после совещания при закрытых дверях 26 ноября 2009 года,
выносит нижеследующее постановление, принятое в вышеуказанный день:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело инициировано жалобой (№ 32704/04) против Российской Федерации, поданной в Суд по Статье 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – «Конвенция») российским гражданином Денисом Владимировичем Васильевым (далее – «заявитель») 23 июля 2004 года.
2. Интересы заявителя, воспользовавшегося юридической помощью, представляла г-жа М. Воскобитова – юрист, работающая в Москве. Интересы российских Властей (далее – «Власти») представлял г-н П. Лаптев, бывший Представитель Российской Федерации в Европейском суде по правам человека.
3. Заявитель сослался, в частности, на то, что нападение на него не было надлежащим образом расследовано, что он стал жертвой жестокого обращения со стороны сотрудников милиции и медицинских работников, что также не было расследовано, и что ему не был предоставлен статус гражданского истца в уголовном процессе.
4. 4 апреля 2006 года Председатель Первой Секции принял решение уведомить Власти о данной жалобе. Было также решено рассмотреть данную жалобу по существу одновременно с рассмотрением вопроса об ее приемлемости (п. 3 Статьи 29 Конвенции).
5. Власти возражали против одновременного рассмотрения жалобы на предмет приемлемости и по существу. Изучив возражения Властей, Суд их отклонил. Проведя консультации со сторонами, Суд решил, что слушание по данному делу не требуется (п. 3 Правила 59, в конце).
ФАКТЫ
I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
6. Заявитель родился в 1983 году и проживает в Москве.
A. Нападение на заявителя и медицинское лечение
1. Нападение на заявителя и его друга
7. 29 июня 2001 года заявитель и его школьный друг г-н Н. совместно проводили вечернее время. Около 11.30 вечера они направились домой к г-ну Н., так как г-ну Н., страдающему диабетом, был нужен укол инсулина. Чтобы доехать, они взяли такси.
8. Когда они проходили по двору у дома № 16/18 по Щербаковской ул. в Восточном административном округе Москвы, на них было совершено нападение. Нападавший окликнул их сзади, и они, не успев обернуться, получили сильные удары по головам и упали на землю, потеряв сознание. У них забрали значительную сумму денег, золотой браслет и сотовый телефон.
9. Соседи позвонили в отделение милиции района Соколиная Гора. В 1.40 утра 30 июня 2001 года на место преступления прибыли сотрудники милиции г-н Жаров и г-н Волков. Они служат во 2-м батальоне милиции Восточного административного округа Москвы, главной задачей которого является обеспечение безопасности бизнеса и частной собственности по коммерческим договорам. Кроме того, они исполняли обязанности патрульных на данном участке.
10. По их словам, они увидели на дороге двух мужчин, которые, по их мнению, были пьяны. Один из этих мужчин сидел, другой лежал без движения. Были видны рвотные массы. Милиционеры утверждали, что доложили об этой ситуации сотруднику отделения милиции района Соколиная Гора, сказав ему, что нужно вызвать скорую помощь или работников вытрезвителя.
11. Затем милиционеры оттащили заявителя, который был без сознания, а также его друга с дороги во двор дома № 16/18. По утверждению Властей, милиционеры оставили заявителя и Н. «на газоне»; заявитель же утверждает, что их положили «в мусорный контейнер». В тот момент дежурный по отделу вневедомственной сообщил милиционерам о срабатывании тревоги и дал указание провести проверку. Они доложили об этом сотруднику отделения милиции и покинули место происшествия.
12. Около 7 утра дворники Е. и Б. заметили двух молодых людей в трех-четырех метрах от мусорных баков и попытались их разбудить. Но оба были без сознания, а темноволосый (г-н Н.) нечленораздельно бормотал. Дворники вызвали скорую помощь.
13. В 8 утра на первой машине скорой помощи приехал врач П. Увидев двух пострадавших, он вызвал еще одну машину скорой помощи и начал оказывать помощь г-ну Н., у которого имелись ссадина и гематома на левой щеке. Когда г-н Н. пришел в себя, врач П. помог ему забраться в автомобиль скорой помощи и отвез в московскую городскую больницу № 1.
14. В это время на второй машине скорой помощи приехал врач Ч. Он поместил находящегося без сознания заявителя в автомобиль и отвез в московскую городскую больницу № 33.
2. Лечение в больнице № 33
15. По прибытии в больницу в 9.05 утра заявителю был поставлен диагноз алкогольная интоксикация. Обнаружены раны и ссадины на запястьях и на лбу. Через два часа заявителя осмотрел нейрохирург.
16. До 5 вечера 1 июля 2001 года заявитель лежал без сознания, раздетый, на тележке в больничном коридоре.
17. В 6.30 вечера ему была сделана срочная операция – двусторонняя трепанация черепа.
18. 8 июля 2001 года матери заявителя пригласила частного врача для его осмотра. Врач установил наличие угрозы жизни заявителя. Скорая помощь доставила заявителя в состоянии комы в военный госпиталь им. Бурденко в Москве.
3. Лечение в госпитале им. Бурденко и частичное выздоровление
19. С 9 июля по 27 июля 2001 года заявитель был в коме. 25 июля 2001 года ему была сделана трахеотомия (обеспечение доступа воздуха в шейный отдел трахеи хирургическим путем) и введена канюля.
20. После того как заявитель очнулся от комы, его перевели в нейрохирургическое отделение, где он оставался до 10 августа, будучи в критическом состоянии.
21. До удаления канюли в октябре 2001 года, а затем в декабре 2002 года, заявителю было сделано несколько операций с целью лечения остеомиелита черепа.
22. 1 октября 2001 года медицинская комиссия присвоила заявителю II группу инвалидности.
23. В 2002 году у заявителя развился посттравматический судорожный синдром. 13 июня 2003 года у него случился приступ, и он потерял сознание. Его отвезли в госпиталь им. Бурденко и прооперировали с целью лечения гнойного абсцесса в черепе.
B. Расследования и судебные разбирательства
1. Расследование нападения (дело № 073041)
24. 30 июня и 1 июля 2001 года в отделение милиции района Соколиная Гора поступили сообщения из больниц №№ 1 и 33 о телесных повреждениях, полученных заявителем и г-ном Н. Начальник следственного отдела отделения милиции попросил оперативного сотрудника Ермакова проверить данные сообщения. Впоследствии внутреннее расследование (см. ниже) показало, что г-н Ермаков не принял никаких мер с целью проверки места преступления, установления свидетелей или опроса пострадавших.
25. 6 июля 2001 года г-н Ермаков направил материалы в следственный отдел, где ведение данного дела было поручено оперативному сотруднику Абдряеву. Г-н Абдряевым до 17 июля не было принято никакого процессуального решения по полученным материалам.
26. 18 июля 2001 года начальник отделения милиции района Соколиная Гора возбудил внутреннее расследование, которое показало, что в связи с сообщениями о получении телесных повреждений, не было сделано ничего. И г-н Ермаков, и г-н Абдряев были подвергнуты дисциплинарному взысканию. В тот же день в первой раз было осмотрено место преступления. 20 июля 2001 года было возбуждено уголовное дело по факту нападения на заявителя и г-на Н.
27. 20 сентября 2001 года следователь Дроздов вынес постановление о прекращении дела медицинского обслуживания невозможности установления лица, совершившего преступление. Единственными доказательствами, на которые имелись ссылки в вынесенном постановлении, были заявления сотрудников милиции Волкова и Жаров, врача скорой помощи и г-на Н.
28. 16 октября 2001 года следователь Соломкин принял решение о возобновлении дела.
29. В письме от 29 октября 2001 года заместитель Представителя Президента в Центральном федеральном округе написал матери заявителя, что ее жалоба на чрезмерную длительность расследования была рассмотрена Департаментом собственной безопасности Министерства внутренних дел. Установлено, что расследование было проведено ненадлежащим образом, что никто не посещал и не осматривал место преступления и что никакие другие следственные действия не производились. Оперативные сотрудники милиции г-н Ермаков и г-н Абрамов получили выговоры.
30. 16 ноября 2001 года, 6 января, 19 апреля, 13 июня и 15 августа 2002 года выносились постановления о приостановлении уголовного дела медицинского обслуживания невозможности установления лица (лиц), совершивших преступление. Прокуратурой эти постановления были отменены в порядке надзора и даны указания следователю о проведении дополнительных следственных мероприятий, таких как опрос уборщиков соседних зданий и ночного сторожа кафе «Корона», а также проверка списка звонков с украденного сотового телефона.
31. 12 сентября 2003 года дело было передано в Главный следственный департамент милиции г. Москвы.
32. В письме от 27 февраля 2004 года Следственный комитет Министерства внутренних дел подтвердил, что следствие по делам №№ 073041 и 1056 (см. ниже) было проведено ненадлежащим образом, указав следующее:
«Так, было установлено, что на первоначальном этапе расследование дела № 73041 было проведено на низком профессиональном уровне и в нарушение норм уголовного процесса. Много раз дело расследование преждевременно приостанавливалось за невозможностью установления виновных. Некоторые сотрудники отделения милиции района Соколиная Гора Восточного административного округа Москвы были подвергнуты мерам дисциплинарного воздействия за уголовно-процессуальные нарушения и неадекватное проведение расследования. Расследование дела № 1056 [медицинская халатность] было также приостановлено в связи со значительными нарушениями.
В связи с имеющимися в расследовании недостатками, а также в соответствии с указаниями прокуратуры г. Москвы в настоящее время по вышеуказанным делам проводятся дополнительные следственные действия и оперативные мероприятия с целью изучения соответствующих событий полным и тщательным образом и установления уголовной ответственности виновных лиц.»
33. 2 апреля и 13 мая 2004 года прокуратурой были отменены последующие постановления милиции о приостановлении расследования и даны указания о проведении конкретных следственных мероприятий.
34. 4 июня 2004 года дело передано в прокуратуру Восточного административного округа, и расследование поручено следователю по особо важным делам Волку. 20 июля 2004 года, 30 января, 18 августа и 5 октября 2005 года и 27 марта 2006 года г-н Волк приостанавливал расследование медицинского обслуживания невозможностью установления лиц, совершивших нападение. Соответствующие постановления были отменены прокуратурой в порядке надзора.
35. Последнее из представленных Суду постановлений следователя Волка о приостановлении расследования датировано 17 июля 2006 года. В нем дается оценка доказательств, собранным по данному делу.
36. В данных постановлениях указано, что показания были взяты у обоих пострадавших – у заявителя и у Н. – оказавшихся не в состоянии вспомнить нападавшего, у их друзей, не являвшихся очевидцами нападения, а также у сотрудников милиции, дворников и врачей, видевших пострадавших после нападения. Судебно-медицинские эксперты установили, что заявителю были причинены «тяжкие телесные повреждения», а Н. – «легкие телесные повреждения».
37. Мать заявителя сообщила следователю, что вскоре после преступления она приходила в отделение милиции района Соколиная Гора. Сотрудник милиции с кудрявыми волосами, которого называли «Пушкин», рассказал ей, что пострадавших обнаружили около кафе «Корона». Мать заявителя сходила в это кафе и побеседовала с работниками, которые сообщили ей, что в ночь с 29 на 30 июля 2001 года три сотрудника милиции, которых называли «Саша», «Сидор», и «Костя» интенсивно употребляли спиртное в данном кафе и вели себя агрессивно, вплоть до провоцирования драки с барменом. Тем не менее, работники кафе не видели драки между сотрудниками милиции и ее сыном или г-ном Н. Следователь также взял показания у семерых сотрудников отделения милиции района Соколиная Гора, которые утверждали, что не помнят, что в тот вечер посещали кафе, и не знают людей, которых называют «Сидор» или «Пушкин». Трое сказали, что никогда не были в кафе «Корона», а остальные четверо – что посещали его время от времени.
38. Мать г-на Н. сообщила следователю, что в больнице ее сын, находясь в полусознательном состоянии, нечленораздельно бормотал о том, как по голове. Когда она пришла его навестить через два дня, то у кровати ее сына наткнулась на двух людей в гражданской одежде, один из которых тряс ее сына и спрашивал его, помнит ли он «ментов», которые его били. Она громко запротестовала, и они вышли в коридор, где эти двое предъявили удостоверения и представились сотрудниками отделения милиции района Соколиная Гора Дрожжиным и Коноваленко. Между собой они называли друг друга «Пушкин» и «Димон». Они сказали, что расследуют нападение на ее сына. Следователь допросил г-на Дрожжина, отрицавшего, что он навещал г-на Н. в больнице. Г-н Коноваленко был недоступен для допроса.
39. Следователь постановил, что установить виновных в нападении невозможно. 30 ноября 2006 года прокурора в порядке надзора отменила соответствующее постановление и дала г-ну Волку указания устранить противоречия в показаниях путем проведения очных ставок, а также найти и допросить бывших сотрудников отделения милиции района Соколиная Гора.
2. Расследование действий сотрудников милиции Жарова и Волкова (дело № 229337)
40. 6 января 2002 года по жалобе матери заявителя о ненадлежащем исполнении обязанностей сотрудниками милиции Жаровым и Волковым, а также врачом К., не оказавшим заявителю помощь, соответствующую состоянию последнего, определенные материалы были выделены из основного уголовного дела в отдельное производство.
41. 13 марта 2002 года на основании заявлений г-на Н., матери заявителя, врачей П., Ч. и К. и сотрудников милиции Жарова и Волкова следователь прокуратуры Измайловского района принял постановление о том, что указания на состав преступления отсутствуют, так как врач К. правильно поставил диагноз заявителю и принял все необходимые меры и так как сотрудники милиции «добросовестно заблуждались относительно способности г-на Васильева и г-на Н. позаботиться о себе».
42 . 15 марта 2002 года прокурор в порядке надзора отменил это постановление. Ею было установлено, что вывод о добросовестном заблуждении сотрудников милиции противоречит обстоятельствам дела, так как в момент их прибытия заявитель находился без сознания. Она приняла постановление о возбуждении уголовного дела по ч. 2 статьи 293 УК РФ (преступная халатность, повлекшая причинение тяжкого вреда здоровью или смерть человека). Расследование было поручено прокурору Измайловского района.
43. 15 июня и 26 июля 2002 года расследование приостанавливалось за отсутствием состава преступления. Соответствующие постановления были отменены вышестоящими прокурорами.
44. В неуказанную дату сотрудникам милиции Жаров и Волков было формально предъявлено обвинение в оставлении в опасности заявителя и г-на Н., что является преступлением по статье 125 УК РФ.
45. 5 сентября 2002 года заявителю был присвоен статус потерпевшего в уголовном деле.
46. 27 ноября 2002 года заявитель просил следователя внести изменения в юридическую квалификацию действий сотрудников милиции. Заявитель указал, что сотрудники милиции находились при исполнении служебных обязанностей и действовали в нарушение требований Закона «О милиции». По этой причине им должно было быть предъявлено обвинение в преступной халатности, повлекшей тяжкие последствия, что является преступлением по ч. 2 статьи 293 УК РФ. В тот же день заявитель просил следователя признать его статус гражданского истца в уголовном процессе. На соответствующем ходатайстве имелась рукописное подтверждение о принятии следователем от 28 ноября 2002 года. Остается неясным, ответил ли следователь на ходатайства заявителя.
47. 29 ноября 2002 года в отношении г-на Волкова и г-на Жарова был вынесен приговор. Позиция обвинения, основанная на статье 125 УК РФ, состояла в том, что сотрудники милиции осуществляли патрулирование и находились при исполнении служебных обязанностей, когда прибыли на место происшествия и обнаружили двух мужчин, находившихся без сознания. Зная, что эти люди пребывали в беспомощном состоянии и были неспособны позаботиться о себе, Волков и Жаров не выполнили своих юридических обязанностей предписанных Законом «О милиции», Уставом патрульно-постовой службы и внутренними инструкциями и состоящих в защите лиц, пострадавших от правонарушений или несчастных случаев; лиц, находящихся в состоянии опьянения и неспособных к передвижению, и других уязвимых лиц. Несмотря на наличие реальной возможности оказать помощь, они не осмотрели и не установили личности пострадавших, не вызвали скорую помощь, не оказали первую медицинскую помощь и не отвезли пострадавших в больницу, не установили свидетелей и не приняли мер по обеспечению сохранности места происшествия. Вместо этого, они передвинули пострадавших в сторону и доложили сотруднику в отделении милиции района Соколиная Гора о принятии ими всех необходимых мер, что не соответствовало действительности.
48. 24 января 2003 года Измайловский районный суд Москвы назначил первое заседание по делу на 7 февраля 2003 года. Предположительно, судья сказал заявителю, что его ходатайство об участии в процессе в качестве гражданского истца будет рассмотрено на более позднем этапе слушаний.
49. Слушания проводились 20 февраля, 25 марта, 30 апреля, 23 июня, 28 июля и 24 сентября 2003 года.
50 . В ходе судебного расследования были взяты показания у лица, проживающего вблизи места преступления, у дворников Е. и Б., у врачей скорой помощи П. и Ч., описавших обстоятельства, при которых они обнаружили заявителя и г-на Н. Старший оперативный сотрудник К., находившийся при исполнении служебных обязанностей в отделении милиции района Соколиная Гора в ночь с 29 на 30 июня 2001 года, заявил, что в журнале не было зарегистрировано никаких телефонных звонков о двух молодых людях на Щербаковской ул. Однако его на час заменял сотрудник милиции Ванчарин. Он также показал, что сотрудники отдела вневедомственной охраны должны отдавать приоритет распоряжениям диспетчера по безопасности, а не дежурного по отделению милиции.
51. Сотрудник милиции Ванчарин подтвердил, что принял звонок о двух молодых людях, но не записал в журнал, так как звонок поступил не по линии экстренной связи. Он по радиосвязи передал сообщение патрульным вневедомственной охраны и поручил им проверить данную информацию. Те доложили, что нашли двух пьяных и что ситуация под контролем. В ответ он дал им указание продолжать патрулирование. Диспетчер вневедомственной охраны показал суду, что в 1.44 утра получил тревожный сигнал и направил сотрудников Волкова и Жарова для проверки.
52. 29 сентября 2003 года районный суд оправдал обоих сотрудников милиции, оценив доказательства следующим образом:
«...[С]уд считает недоказанным, что подсудимые Волков и Жаров действовали со знанием того, что [заявитель и его друг] пребывали в состоянии, опасном для их жизни и здоровья, так как они не могли об этом знать, поскольку находились на месте происшествия всего несколько минут в ночное время и никакие телесные повреждения не были видны. Они решили, что [заявитель и его друг] были в состоянии алкогольного или наркотического опьянения...
В доказательство того, что г-н Волков и г-н Жаров доложили ложную информацию [дежурному], обвинение ссылается только на показания свидетеля Ванчарина, который являлся сотрудником милиции, но не был уполномочен принимать сообщения. Однако при этом он заменял дежурного в нарушение правил отделения милиции района Соколиная Гора...
Получив подобную информацию, дежурный обязан зафиксировать ее в журнале регистрации, проверить и записать результаты проверки. Суд считает, что дежурный, получив информацию от Волкова и Жарова о том, что ситуация находилась под контролем, должен был проверить это и получить достоверные сведения о ситуации. Г-н Ванчарин, тем не менее, не сделал этого, а также не передал эту информацию либо результаты ее проверки фактическому дежурному... В связи с этим суд доверяет показаниям г-на Волкова и г-на Жарова..., так как в данных обстоятельствах г-н Ванчарин не был заинтересован в сообщении правдивых сведений.»
53. 17 февраля 2004 года Московский городской суд, рассмотрев соответствующую жалобу, в целом оставил данное постановление без изменений.
3. Расследование медицинская халатность (дело № 1056)
54. 14 августа 2001 года старший медработник реанимационного отделения сообщил матери заявителя, что внутреннее расследование установило, что врач скорой помощи поставил диагноз заявителю на основании объяснений его друга. В результате этого он недооценил серьезность состояния пациента. Врач был подвергнут строгому дисциплинарному воздействию.
55. 8 ноября 2001 года и 8 февраля и 2 августа 2002 года прокурорские работники различных уровней сообщили матери заявителя, что в действиях врачей больницы № 33 не было состава преступления, и отказались возбудить уголовное дело.
56. В письме от 4 января 2002 года заместитель начальника Комитета здравоохранения г. Москвы подтвердил, что проверка оказания заявителю медицинской помощи в больнице № 33 не выявила никаких нарушений или недочетов.
57. Затем по жалобе матери заявителя 5 марта 2003 года первый заместитель прокурора Москвы отменил постановление от 2 августа 2002 года, содержащее отказ в возбуждении уголовного дела, и дал указание прокурору Преображенского района возбудить уголовное дело по факту совершения преступления, предусмотренного ч. 2 статьи 124 УК РФ (неоказание медицинской помощи пациенту, повлекшее причинение тяжкого вреда его здоровью).
58. 15 июня 2003 года была проведена комплексная медицинская проверка, чтобы определить, мог ли быть причинен вред здоровью заявителя вследствие запоздалого и неадекватного медицинского лечения в больнице № 33.
59. 7 июля 2003 года начала работу комиссия из шести экспертов 111-го Центра судебной медицины Министерства обороны.
60. 4 сентября 2003 года следователь Киричевский приостановил следствие по делу за невозможностью установления виновных.
61. 1 декабря 2003 года экспертная комиссия дала свое заключение, основываясь на медицинской карте заявителя (№ 23304) из больницы № 33, материалах уголовного дела и информации, полученной от лечащих врачей. В частности, эксперты установили, что неполнота и противоречивость описания телесных повреждений заявителя в момент его поступления в больницу № 33 привели к невозможности определения источника, времени и причины их происхождения. Можно было только установить, что его ударили по голове тупым тяжелым предметом. Кроме того, в ходе последующего осмотра в госпитале им. Бурденко было выявлено два перелома грудных позвонков, которые остались незамеченными в больнице № 33, где пациенту было назначено рентгеновское обследование, но не проведено.
62. Эксперты установили, что, с учетом тяжести состояния, в котором заявитель поступил в больницу, его незамедлительно должны были осмотреть нейрохирург и другие специалисты, для того чтобы устранить противоречия диагностирования черепно-мозговой травмы и интоксикации, а также для принятия решения о срочном лечении. Однако нейрохирург осмотрел заявителя более чем через два часа после его поступления, и в течение последующих тридцати двух часов никакие специалисты заявителя не осматривали и не проводились никакие медицинские обследования, даже общие анализы мочи и крови. Не измерялась даже температура заявителя. Эксперты установили следующее:
«С момента прибытия (в 9.05 утра 30 июня 2001 года) и до начала подготовки к операции (в 5.30 вечера 1 июля 2001 года) не был проведен адекватный и объективный осмотр [заявителя], не было поставлено реального клинического диагноза... и не было назначено соответствующее лечение... Продолжительное пассивное наблюдение [заявителя], не сопровождавшееся клиническим осмотром, повлекло за собой значительное ухудшение его состояния и, как следствие, запоздалое хирургическое вмешательство, не основывавшееся на клинических и лабораторных анализах, что привело к появлению [у заявителя] выраженных негативных посттравматических и послеоперационных осложнений...
В послеоперационный период было назначено антибактериальное лечение, но проводилось оно непоследовательно и без соответствующего наблюдения, что, вероятнее всего, и предопределило последующее развитие гнойного воспаления послеоперационных травм, оболочки головного мозга и мозгового вещества, остеомиелит правой теменной кости и т.д...»
63. Эксперты также указали, что не имелось объективных оснований для диагностирования у заявителя алкогольной интоксикации. Ни врач скорой помощи в своих записях, ни его коллеги в последующих записях в медицинской карте не упоминали запах алкоголя. Подобное упоминание впервые появилось в частично нечитаемом и неполном отчете о медосмотре от 30 июня 2001 года. Однако этот медосмотр был проведен в нарушение соответствующих правил. Не было назначено лечение от интоксикации, и диагноз интоксикация не фигурирует ни в каких других документах. Верность диагноза интоксикация была еще больше поставлена под сомнение тем обстоятельством, что количество алкоголя, якобы обнаруженное в крови заявителя, было смертельным.
64. Эксперты заключили следующее:
«Невозможно в полной мере определить степень вреда здоровью, причиненного [заявителю] в результате его длительного пребывания в медицинском учреждении без адекватной медицинской помощи. Можно только утверждать, что его состояние в течение этого периода значительно ухудшилось и что необратимые изменения в его мозге развивались до того момента, пока по соображениям сохранения его жизни не потребовалось срочная хирургическая операция...
Настоящая экспертиза выявила ряд недостатков в медицинском обслуживании, предоставленном [заявителю] в больнице № 33 г. Москвы – в частности, необоснованное консервативное лечение, неполный медосмотр, запоздалое и неполное диагностирование, запоздалое хирургическое вмешательство, неадекватные меры медицинского характера – что не позволило остановить развитие серьезного посттравматического процесса, способствовало наступлению неблагоприятных последствий и привело к инвалидности [заявителя]. Однако медицинского обслуживания отсутствия соответствующих методов невозможно измерить степень, в которой упомянутые недостатки повлияли на конечный результат.»
65. В определенный момент в 2003 году стало известно, что медицинская карта заявителя из больницы № 33 была утеряна. Она была изъята из больницы следователем Соломкиным в 2001 году и предоставлена экспертам для анализа. Затем ее вернули следователям, которые после этого так и не смогли ее найти.
66. 12 января 2004 года заместитель прокурора г. Москвы отменил постановление о приостановлении следствия и просил принять меры дисциплинарного воздействия к лицам, ответственным за проволочки и процессуальные нарушения. 17 февраля 2004 года внутреннее расследование установило, что следователь Киричевский незаконно принял решение о прекращении следствия до завершения медосмотра. Следователь получил выговор, а его начальник был понижен в должности.
67. 3 февраля 2004 года к расследованию дела приступил следователь Шахов из следственного отдела милиции Восточного административного округа. Он написал матери заявителя, что лица, виновные в утере медицинской карты, получили дисциплинарные взыскания.
68. 20 апреля 2004 года следователь Шахов назначил новую медицинскую экспертизу с участием тех же экспертов и с теми же поставленными вопросами. Предыдущая экспертиза была признана неприемлемой, так как она проводилась в то время, когда следствие было приостановлено. 17 мая 2004 года была проведена новая экспертиза. Эксперты пришли к тем же выводам. Они также указали, что их работа была затруднена в связи с внесением многочисленных исправлений, в частности по времени и датам, в медицинские карты из больницы № 33, а также вследствие необъяснимых противоречий в данных документах.
69. 20 мая 2004 года следователь Шахов вынес постановление о приостановлении следствия медицинского обслуживания истечения срока расследования. 19 июня 2004 года прокурор в порядке надзора отменил данное постановление.
70. Расследование было перепоручено г-ну Бувину, который приостанавливал следствие на тех же основаниях 1 сентября и 19 ноября 2004 года. Прокурор отменил соответствующие постановления 13 октября и 18 декабря 2004 года.
71. 18 января 2005 года следователь указал, что первоначальной судебной экспертизой не было установлено степени связи между недостатками медицинской помощи, оказанной заявителю в больнице № 33, и нанесением вреда его здоровью. Следователь назначил новую экспертизу с участием экспертов из Департамента здравоохранения Правительства Москвы и приостановил следствие по данному делу.
72. 30 мая 2005 года эксперты представили свои выводы, основанные, медицинского обслуживания отсутствия оригиналов медицинских карт, на материалах дела и отрывках оригинальных медицинских записей, в большом количестве цитировавшихся в тексте результатов первоначальной экспертизы. Эксперты заключили, что заявитель страдал от сосудистой патологии, что привело к возникновению субдуральной гематомы на фоне остаточных явлений после травмы головы и алкогольной интоксикации. По мнению экспертов, в момент поступления заявителя в больницу № 33 срочное хирургическое вмешательство не требовалось. В течение определенного периода времени гематоме позволяли увеличиваться под постоянным наблюдением медицинских специалистов, так как они выжидали наиболее подходящего момента для операции на мозг. Эксперты заключили, что выводы первоначальной экспертизы были «объективно необоснованными» и что диагностирование и операция были проведены точно и в срок. В тот же день прокурор вынес постановление о возобновлении следствия.
73. Затем постановления о прекращении дела по различным процессуальным основаниям выносились 18 января 2005 года (отменено 30 мая) и 31 мая 2005 года (отменено 24 июня).
74 . 15 августа 2005 года следователь принял решение о назначении еще одной судебной экспертизы с целью устранения противоречий между результатами первой и второй экспертиз. Проведение экспертизы было поручено Российскому центру судебно-медицинской экспертизы при федеральном Министерстве здравоохранения и социального развития. Однако Центр проводить экспертизу в отсутствие оригиналов медицинских карт. Начальник Первого отдела Центра указал следователю, что проведение экспертизы на основании материалов дела и выводов, сделанных ранее другими экспертами, было бы «методологически неверно и в нарушение существующих методик проведения экспертиз».
75. 6 сентября 2005 года следователь предоставил заявителю статус потерпевшего в уголовном деле и признал его мать его законным представителем.
76. 28 апреля и 19 июля 2006 года следователь Волк принял решение о прекращении дела за отсутствием состава преступления. Эти решения были отменены прокуратурой в порядке надзора.
77. Последнее по времени вынесения постановление о прекращении уголовного дела из числа имеющихся в распоряжении Суда вынесено следователем Волком 29 ноября 2006 года. Он обобщил имеющиеся доказательства, в том числе показания врачей К., Ц. и Б. из больницы № 33, врачей скорой помощи, друга заявителя г-на Н., матери заявителя и самого заявителя. В большом количестве цитировались результаты первой и второй экспертиз, а также обоснование отказа от проведения «согласительной» экспертизы, данного федеральным центром судебно-медицинской экспертизы в отсутствие оригиналов документов. Следователь сделал следующее заключение:
«Несмотря на существенные противоречия в вышеупомянутых выводах экспертиз о происхождении и развитии заболевания [заявителя] и профессиональном уровне проведенного лечения, ни одна из экспертиз не смогла установить наличие причинно-следственной связи между проведенным лечением [заявителя] и наступившими последствиями в виде тяжкого вреда здоровью потерпевшего.
В этих обстоятельствах следствие приходит в выводу, что отсутствуют объективно проверяемые фактические указания о том, что врачи К., Ц., и Б. больницы № 33 оказались не в состоянии оказать медицинскую помощь [заявителю] без уважительных причин, что повлекло за собой причинение тяжкого вреда здоровью, то есть что совершили они преступление, предусмотренное статьей 124 п. 2 УК РФ.»
78 . В тот же день прокурор в порядке надзора отменил данной постановление и дал указание г-ну Волк устранить недостатки расследования, и в частности найти оригиналы медицинских документов.
II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО
A. Уголовный кодекс
79. Статья 124 УК РФ определяет преступление, состоящее в неоказании медицинской помощи больному, как неоказание помощи больному без уважительных причин лицом, обязанным ее оказывать. Ч. 2 данной статьи касается ситуаций, когда такое неоказание помощи повлекло смерть больного либо причинение тяжкого вреда его здоровью.
80. Статья 125 касается преступления, состоящего в оставлении в опасной для жизни ситуации, которое определяется как заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности, в случаях, если виновный имел возможность оказать помощь этому лицу и был обязан иметь о нем заботу либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние.
81. Статья 293 определяет преступление, состоящее в профессиональной небрежности, неисполнение или ненадлежащее исполнение должностным лицом своих обязанностей, повлекшее существенное нарушение прав и законных интересов граждан.
B. Закон «О милиции» (Закон № 1026-1 от 18 апреля 1991)
82 . Статья 10 устанавливает, что на милицию, в частности, возлагается обязанность оказывать помощь пострадавшим от преступлений, административных правонарушений и несчастных случаев, а также находящимся в беспомощном либо ином состоянии, опасном для их здоровья и жизни.
C. Устав патрульно-постовой службы (Приказ Министерства внутренних дел № 17 от 18 января 1993 г.)
83 . По прибытии на место преступления наряд милиции обязан оказать помощь потерпевшим, при необходимости вызвать скорую помощь, по возможности установить свидетелей и очевидцев преступления, обеспечить охрану места происшествия, доложить о происшедшем дежурному и действовать в соответствии с его указаниями (п. 135).
84 . Сотрудник милиции, оказывая первую помощь или направляя потерпевшего в медицинское учреждение, осматривает его или ее одежду и открытые участки тела, в частности в целях установления личности. Если потерпевший не проявляет видимых признаков жизни, то прежде всего проверяется, жив он или нет, по возможности не изменяя его позу и окружающую обстановку (п. 141).
D. Положение о вневедомственной охране при органах внутренних дел (Постановление Правительства № 589 от 14 августа 1992 г.)
85 . Отделы вневедомственной охраны создаются для защиты имущества собственников (п. 1). В состав вневедомственной охраны входят милицейские подразделения, а также инженерно-технический и обслуживающий персонал (п. 4). Комплектование должностей вневедомственной охраны осуществляет Министерство внутренних дел (п. 9). Сотрудники милиции подразделений вневедомственной охраны пользуются правами, предоставленными милиции Законом «О милиции», в том числе правом носить оружие и задерживать нарушителей (п. 8).
E. Уголовно-процессуальный кодекс
86. До 10 июля 2003 года уголовно-процессуальный кодекс предусматривал возможность подачи гражданского иска с момента возбуждения уголовного дела до окончания предварительного расследования (ч. 2 ст. 44). С внесением Федеральным Законом № 92-ФЗ от 4 июля 2003 года поправок в уголовно-процессуальный кодекс срок для подачи гражданского иска был продлен до окончательного слушания дела в суде первой инстанции.
ПРАВО
I. ПРЕДПОЛАГАЕМАЯ НЕЭФФЕКТИВНОСТЬ РАССЛЕДОВАНИЯ НАПАДЕНИЯ НА ЗАЯВИТЕЛЯ
87. Заявитель на основании Статьи 2 Конвенции жаловался, что Государство оказалось не в состоянии предусмотреть механизм для обеспечения общественной безопасности и для покушения на его жизнь и здоровье.
88. В своих наблюдениях по существу жалобы и по ее приемлемости заявитель подчеркнул, что суть его претензии состояла не в том, что он подвергся нападению со стороны представителей Государства и не в том, что ответственность за нападение ложилась на государство каким-либо иным образом. Вместо этого он утверждал, что Государство не выполнило своих обязательств по проведению эффективного расследования обстоятельств покушения на его жизнь, установлению лиц, совершивших данное преступление, и возмещению причиненного ему вреда. В связи с этим он указал, что расследование не было быстрым, так как дело было возбуждено спустя свыше двадцати дней после происшествия, что расследование приостанавливалось и возобновлялось как минимум восемь раз, что версия его матери о причастности к происшествию сотрудников милиции впервые была проверена только в 2004 году, и что общая продолжительность расследования была чрезмерно большой.
89. Власти утверждали, что сотрудники милиции подверглись мерам дисциплинарного воздействия за то, что они оказались не в состоянии своевременно возбудить уголовное дело. Первоначальные решение о прекращении дела были необоснованны, и по этой причине дело было передано в следственный отдел Восточного административного округа Москвы. Однако затем в расследовании имели место проволочки, которые привели к отстранению следователя Шахова и применению мер дисциплинарного воздействия к следователю Киричевскому и заместителю прокурора Восточного административного округа Москвы. Впоследствии дело было передано в прокуратуру Восточного административного округа Москвы. 7 июня 2006 года прокуратура г. Москвы отменила постановление о прекращении дела, и расследование было возобновлено.
A. Приемлемость
90. Власти утверждали, что жалоба была преждевременной, так как расследование еще не закончилось вынесением окончательного решения. Соответственно, заявитель не исчерпал внутригосударственные средства правовой защиты.
91. Суд считает, что возражение Властей должно быть прикреплено к существу дела, так как оно тесно связано с существом жалобы заявителя о предполагаемой неспособности Государства провести эффективное расследование (см. Mikheyev v. Russia, № 77617/01, п. 88, 26 января 2006 года). Суд далее замечает, что данная жалоба не является явно необоснованной в смысле п. 3 Статьи 35 Конвенции. Кроме того, она также не является неприемлемой ни по каким другим основаниям. Следовательно, она должна быть признана приемлемой.
B. По существу жалобы
1. Применимые положения Конвенции
92. Относительно фактов Суд указывает, что на заявителя напали один или несколько человек с явным намерением грабежа. Он получил сильный удар по голове, потерял сознание, а затем долгое время пребывал в коме. Судебно-медицинские эксперты описали причиненные ему телесные повреждения как «тяжкие» согласно внутригосударственной классификации.
93. В данном случае телесные повреждения заявителя не стали смертельными. Однако такой исход в принципе не исключает рассмотрения его жалобы по Статье 2, текст которой, будучи прочитан полностью, показывает, что эта Статься распространяется не только на умышленное убийство, но также и на случаи, когда применение силы может в качестве непреднамеренного результата привести к лишению жизни. Кроме того, Суд уже рассматривал жалобы по данному положению, в случаях когда в результате оспариваемых действий предполагаемый потерпевший не погиб (см. Makaratzis v. Greece [GC], № 50385/99, п. 49, ECHR 2004‑XI; Isayeva and others v. Russia, №№ 57947/00, 57948/00 и 57949/00, п. 174, 24 февраля 2005 года; и İlhan v. Turkey [GC], № 22277/93, п. 75, ECHR 2000-VII).
94. Тем не менее, прецедентной практикой Суда установлено, что только в исключительных обстоятельствах физически жестокое обращение, не приведшее к смерти, может составлять нарушение Статьи 2. При оценке того, являются ли действия, приведшие к причинению телесных повреждений, не повлекших за собой смерть, достаточными для применения средств правовой защиты, предоставленных Статьей 2, к существенным факторам, среди прочих, относятся масштаб и вид примененного насилия, а также намерение или цель его применения. Во многих случаях, когда на лицо было совершено нападение либо оно подверглось жестокому обращению, его жалобы, скорее, будут подлежать рассмотрению по Статье 3 Конвенции (см., с соответствующими изменениями, цитировавшиеся выше дела Makaratzis, п. 51, и İlhan, п. 76,). В связи с этим Суд повторяет, что для подпадания под действие Статьи 3 предполагаемое жестокое обращение должно достигать определенного минимального уровня жестокости. Оценка такого минимального уровня носит относительный характер – она зависит от всех обстоятельств дела, таких как характер жестокого обращения, обстоятельства его применения, его продолжительность, физические и психические последствия; а также, в некоторых случаях, таких как пол, возраст и состояние здоровья пострадавшего (см. Saadi v. Italy [GC], № 37201/06, п. 134, ECHR 2008 ‑...).
95. Заявитель и его друг одверглись нападению со стороны неизвестного лица, и у них была украдена крупная сумма денег. Каждый из них получил удар сзади. Судя по направлению атаки, представляется, что нападавший стремился сбить своих жертв с ног, прежде чем они успеют заметить его лицо. После того как заявитель потерял сознание, его больше не били и не пинали. В ходе инцидента не применялось оружие поражающего действия, и ничего не указывало на намерение нападавшего лишить заявителя жизни. Поэтому Суд считает, что данная ситуация не подпадает под действие Статьи 2. Тем не менее, медицинского обслуживания тяжести причиненных заявителю телесных повреждений и длящихся последствий для его здоровья, Суд считает, что данный акт насилия должен квалифицироваться как жестокое обращение, запрещенное Статьей 3 (ср. дела Beganović v. Croatia, № 46423/06, п. 66, 25 июня 2009 года, и Šečić v. Croatia, № 40116/02, п. 51, ECHR 2007‑VI).
96. Соответственно, Суд будет рассматривать данную жалобу с точки зрения Статьи 3 Конвенции, которая устанавливает следующее:
«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию.»
2. Соответствие Статье 3
97. Суд указывает, что заявитель не возлагает на власти государства-ответчика ответственности за нападение, которому подверглись он и его друг, и не утверждает, что власти знали или должны были знать о том, что заявитель подвергался опасности физического насилия, находясь в руках третьих лиц, и не приняли соответствующих мер, чтобы оградить его от этой опасности. Доказательства, собранные в ходе внутригосударственного расследования, такие как непроверенное утверждение матери заявителя о сопровождавшейся дракой вечеринке сотрудников местной милиции в близлежащем кафе, являются недостаточным «обоснованием «претензии» об участии агентов Государства в нападении или о наличии установленного риска для здоровья заявителя.
98. Тем не менее, отсутствие прямой ответственности Государства за акты насилия, по степени жестокости достаточные для применения Статьи 3 Конвенции, не освобождает Государство ото всех обязательств, налагаемых данной нормой. Установленное Статьей 1 Конвенции Обязательство Высоких договаривающихся сторон обеспечить каждому человеку, находящемуся под их юрисдикцией, определенные в Конвенции права и свободы, в совокупности со Статьей 3, требует от Государств принимать меры к тому, чтобы находящиеся под их юрисдикцией физические лица не подвергались пыткам и бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию, в том числе жестокому обращению со стороны частных лиц (см. Moldovan and others v. Romania (№ 2), №№ 41138/98 и 64320/01, п. 98, ECHR 2005–VII (выдержки); М.C. v. Bulgaria, № 39272/98, п. 149, ECHR 2003‑XII; и A. v. the United Kingdom, 23 сентября 1998, п. 22, Отчеты 1998‑VI).
99. Общепризнанно как само собой разумеющееся, что обязательства Государства по Статье 1 Конвенции не могут толковаться как требующие от Государства гарантировать с помощью своей правовой системы, что бесчеловечное или унижающее достоинство обращение никогда ни к кому не будет применено или что в случае его применения уголовное дело обязательно должно завершиться назначением конкретного наказания. В действительности Статья 3 требует от властей проведения эффективного официального расследования фактов предполагаемого жестокого обращения, даже если это жестокое обращение было применено со стороны частных лиц (см. дела Ay v. Turkey, № 30951/96, п. 60, 22 марта 2005 года, и М.C., цитировавшееся выше, п. 151).
100 . Даже несмотря на то, что рамки позитивных обязательств Государств в разных делах могут быть различны, тем не менее, в случаях нарушающего Статью 3 жестокого обращения при участии агентов Государства и в случаях применения насилия частными лицами (см. дело Beganović, цитировавшееся выше, п. 69), требования о проведении официального расследования аналогичны. Чтобы считать расследование «эффективным», необходима принципиальная возможность того, что оно приведет к установлению обстоятельств дела и выявлению и наказанию виновных. Речь здесь идет не об обязательстве по достижению результата, а о средстве его достижения. Власти должны принять все зависящие от них разумные меры по обеспечению доказательств по делу, в том числе, среди прочего, свидетельских показаний, результатов судебных экспертиз и т.д. Любые недостатки в расследовании, подрывающие возможность установить источник телесных повреждений или личность виновного, могут привести к несоблюдению этой нормы; кроме того, в данном контексте подразумевается и требование незамедлительности и разумной быстроты (см., наряду со многими другими источниками, дела Mikheyev v. Russia, № 77617/01, п. 107 и последующие, 26 января 2006 года, и Assenov and others v. Bulgaria, постановление от 28 октября 1998, Отчеты 1998-VIII, пп. 102 и последующие). В делах по Статьям 2 и 3 Конвенции, когда ставилась под вопрос эффективность официального расследования, Суд зачастую давал оценку того, была ли быстрой реакция властей на жалобы в соответствующее время (см. Labita v. Italy [GC], № 26772/95, пп. 133 и последующие, ECHR 2000-IV). При этом принималось во внимание возбуждение дел, задержки во взятии показаний (см. Timurtaş v. Turkey, № 23531/94, п. 89, ECHR 2000-VI, и Tekin v. Turkey, 9 июня 1998, п. 67, Отчеты 1998-IV) и фактическая длительность первоначального расследования (см. Indelicato v. Italy, № 31143/96, п. 37, 18 октября 2001 года).
101. Возвращаясь к обстоятельствам данного дела, Суд указывает, что местные жители незамедлительно сообщили в милицию о том, что двое мужчин стали жертвами жестокого нападения. Поведение сотрудников милиции, оставивших заявителя без оказания помощи, будет рассмотрено Судом ниже; что же касается вопроса о выполнении властями обязанности по проведению эффективного расследования, то для его оценки существенное значение имеет тот факт, что милиционеры не составили никакого письменного отчета о совершенном преступлении и не начали расследовать обстоятельства нападения в течение последующих дней. Кроме того, отделение милиции района Соколиная Гора получило сообщения о телесных повреждениях, причиненных заявителю и его другу, из двух больниц. Однако, несмотря на то, что эти сообщения содержали указания на серьезные признаки уголовного преступления, официальное расследование было начато лишь 20 июля 2001 года, т.е. спустя свыше 20 дней.
102. Первичная задержка начала расследования привела к потере драгоценного времени и повлекла за собой невозможность обеспечения доказательств по делу. Никто не посетил и не описал место преступления, не взял показания у заявителя или г-на Н., не попытался выявить возможных очевидцев. В связи с этими упущениями были приняты меры дисциплинарного воздействия в отношении двух оперативных сотрудников, которым было поручено первоначальное расследование. Кроме того, письма от 29 октября 2001 года и 27 февраля 2004 года подтвердили, что даже после возбуждения уголовного дела ряд важных следственных мероприятий, таких как описание места преступления и опрос местных жителей, так и не были проведены. Внутригосударственные органы согласились с тем, что расследование было «затянуто» и что оно проводилось «на низком профессиональном уровне и в нарушение норм уголовного процесса».
103. По крайней мере три раза ответственность за проведение расследования переходила от одного органа милиции или прокуратуры к другому. За пять лет не менее двенадцати раз выносились постановления о прекращении уголовного дела, лишь впоследствии отмененные прокуратурой в порядке надзора. Постановления о возобновлении следствия по делу постоянно ссылались на необходимость дальнейшего более тщательного расследования. Тем не менее, данное указание не всегда выполнялось следователями по делу, и многие постановления о прекращении дела, вынесенные следователем Волком в 2004, 2005 и 2006 годах основывались на одних и тех же доказательствах и рассуждениях. Рамки расследования так и не были расширены достаточным образом для проверки новых версий преступления, таких как версия об участии пьяных сотрудников милиции, выдвинутая матерью заявителя в результате ее собственных изысканий.
104. В свете очень серьезных недостатков, упомянутых выше, Суд пришел к выводу, что расследование не было незамедлительным, быстрым и достаточно тщательным. Соответственно, Суд отклоняет возражения Властей касательно неисчерпания внутригосударственных средств правовой защиты (см. дело Mikheyev, цитировавшееся выше, п. 121) и считает, что было совершено нарушение Статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте, выразившееся в том, что расследование нападения на заявителя было неэффективным.
II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 КОНВЕНЦИИ, ВЫРАЗИВШЕЕСЯ В НЕОКАЗАНИИ МИЛИЦИОНЕРАМИ ПОМОЩИ ЗАЯВИТЕЛЮ
105. Заявитель жаловался по Статье 3 Конвенции, что поведение сотрудников милиции, оставивших его без помощи, является бесчеловечным и унижающим достоинство обращением и что расследование не привело к наказанию виновных.
106. Заявитель указал, что в ночь 30 июля 2001 года сотрудники милиции Жаров и Волков осмотрели его недостаточно тщательно для того, чтобы установить, что его жизни ничто не угрожает. Они также не воспользовались своими рациями, чтобы вызвать скорую помощь. Решение перенести пострадавших в другое место не только было непрофессиональным, но и привело к причинению еще большего вреда здоровью заявителя и к уничтожению доказательств нападения. Последующие расследование и судебное разбирательство не соответствовали требованию независимости медицинского обслуживания наличия тесной связи между милицией и местными судами. В результате вынесения оправдательного приговора сотрудники милиции не понесли ни дисциплинарной, ни какой-либо другой ответственности за свои действия.
107. Власти, ссылаясь на документы, представленные Министерством внутренних дел, утверждали, что жалобы заявителя на бесчеловечное и унижающее достоинство обращение не могут быть «объективно проверены». Расследование было «полным и эффективным». Внутреннее расследование не установило никаких нарушений действующего законодательства со стороны сотрудников милиции, и суды сняли с них уголовные обвинения.
A. Приемлемость
108. Власти утверждали, что заявитель не исчерпал внутригосударственные средства правовой защиты, так как он не обжаловал в надзорном порядке оправдательный приговор, вынесенный сотрудникам милиции.
109. Суд повторяет, что обжалование в надзорном порядке в российской уголовно-правовой системе не является эффективным средством правовой защиты, которое необходимо использовать для соблюдения требований п. 1 Статьи 35 Конвенции (см. в качестве недавнего примера дело Krasulya v. Russia, № 12365/03, п. 29, 22 февраля 2007 года). Следовательно, возражения Властей должны быть отклонены.
110. Суд считает, в свете представленных сторонами документов, что жалоба поднимает серьезные фактические и юридические вопросы по Конвенции, для решение которых необходимо рассмотреть дело по существу. В связи с этим Суд пришел к выводу, что данная жалоба не является явно необоснованной в смысле п. 3 Статьи 35 Конвенции. Никаких других оснований для признания данной жалобы неприемлемой не выявлено.
B. По существу
1. Соответствие Статье 3 в свете предполагаемого жестокого обращения
111. Суд указывает, что между сторонами отсутствуют разногласия касательно фактов. Установлено, что сотрудники милиции г-н Жаров и г-н Волков получили указание проверить информацию
о двух молодых людях, лежащих на улице без сознания. Прибыв на место происшествия, они обнаружили лежавшего без сознания заявителя и его друг Н., сидевшего в вертикальном положении, но не способного связно говорить. Жаров и Волков сообщили в отделение милиции, что необходима скорая помощь, и перетащили обоих мужчин на несколько метров в сторону от дороги. Между сторонами возникли разногласия по поводу того, положили ли этих людей сотрудники милиции около мусорных баков или в другом месте, но этот момент имеет скорее эмоциональное, нежели юридическое значение, и точное его установление не представляло бы большой важности для оценок, которые дает Суд.
112. Затем сотрудники милиции получили указание от дежурного вневедомственной охраны направляться в другое место для проверки вызова по сигналу тревоги. Так случилось, что, когда они выходили на связь с отделением милиции, дежурный отлучился и его заменял оперативный сотрудник Ванчарин. Последний не зафиксировал сеанс радиообмена в журнале, не вызвал скорую помощь и не позвонил в вытрезвитель. Поэтому заявитель провел всю ночь во дворе, и скорая помощь подобрала его только утром.
113. Задача Суда – определить, говорят ли вышеописанные факты о том, что государственные органы нарушили запрет пыток и бесчеловечного и унижающего достоинство обращения, установленный Статьей 3 Конвенции.
114. Статья 3 Конвенции охраняет одну из наиболее фундаментальных ценностей демократического общества. Она строго запрещает пытки или бесчеловечное или унижающее достоинство обращение независимо от обстоятельств дела и поведения пострадавшего (см., например, Labita v. Italy [GC], № 26772/95, п. 119, ECHR 2000-IV). Как уже отмечалось, оценка жестокости обращения зависит от множества факторов, в том числе от характера и обстоятельств такого обращения, его продолжительности, физических и психических последствий, и в некоторых случаях от пола, возраста и состояние здоровья пострадавшего. Затем учитывается вопрос о том, имело ли целью жестокое обращение причинить страдания жертве, однако отсутствие этой цели не может полностью исключить нарушение Статьи 3 (см. Denmark, Norway, Sweden and the Netherlands v. Greece («Греческое дело»), жалобы №№ 3321/67, 3322/67, 3323/67 и 3344/67, отчет Комиссии от 5 ноября 1969 года, Ежегодник XII, и Peers v. Greece, № 28524/95, п. 74, ECHR 2001-III). Даже если отсутствуют доказательства позитивного намерения оскорбить и унизить заявителя и отсутствует вина конкретных официальных лиц, предположительно участвовавших в применении жестокого обращения, следует подчеркнуть, что Власти все равно несут ответственность по Конвенции за действия любых органов Государства, поскольку во всех делах, рассматриваемых Судом, вопросом, подлежащим решению, является вопрос о международной ответственности Государства (см. Novoselov v. Russia, № 66460/01, п. 45, 2 июня 2005 года, и Lukanov v. Bulgaria, 20 марта 1997, п. 40, Отчеты 1997-II).
115. Суд вновь использует постоянно применяемый им подход, состоящий в том, что Статья 3 возлагает на Государство обязательство защищать физическое здоровье лица, оказавшегося в уязвимом положении в силу осуществления контроля над ним со стороны властей – например, таких лиц как задержанные или призванные на военную службу (см. Chember v. Russia, № 7188/03, п. 50, 3 июля 2008 года; Sarban v. Moldova, № 3456/05, п. 77, 4 октября 2005 года; Jalloh v. Germany [GC], № 54810/00, п. 69, ECHR 2006‑IX, и Mouisel v. France, № 67263/01, п. 40, ECHR 2002‑IX). Тем не менее, медицинского обслуживания абсолютного характера правовой защиты, предоставляемой Статьей 3, нормы которой не допускают никаких отклонений, упомянутое обязательство по осуществлению защиты нельзя сводить к конкретному контексту несения военной службы или нахождения в местах лишения свободы. Это обязательство также действует и в других ситуациях, когда физическое здоровье частных лиц в существенной степени зависит от действий властей, которые в рамках своих полномочий юридически обязаны принять меры, могущие потребоваться для того, чтобы избежать риска для жизни и здоровья (в подобном контексте позитивных обязательств по Статье 2 Конвенции см. дело Paul and Audrey Edwards v. the United Kingdom, № 46477/99, п. 55, ECHR 2002‑II).
116. В данном случае власти, безусловно, знали о том, что заявитель в уязвимом состоянии и его жизнь была под угрозой. Как было указано прокурором в постановлении о возбуждении уголовного дела, сотрудники милиции Жаров и Волков по прибытии на место обнаружили заявителя лежавшим без сознания и, соответственно, не могли «добросовестно заблуждаться» относительно серьезности его положения и способности позаботиться о себе (см. п. 42 выше). Суд считает, что с того момента, когда милиционеры проверили полученную от местных жителей информацию о двух молодых людях, лежащих без сознания на земле, ситуация находилась под контролем властей, которые были обязаны принять необходимые меры для предотвращения дальнейшего причинения вреда жизни и здоровью заявителя.
117. В соответствии с российским законодательством, на милицию возложена особая обязанность по охране и защите граждан вообще, и в частности пострадавших от нападений и лиц, находящихся в уязвимом положении и под угрозой для жизни. Обязанность оказывать помощь подобным лицам установлена как Законом «О милиции» (см. п. 82 выше) так и Уставом патрульно-постовой службы (см. п. 83 выше). Устав содержит подробный перечень действий, которые должны быть осуществлены сотрудниками милиции по прибытии на место происшествия. Сотрудники милиции должны оказать первую помощь пострадавшему, установить его личность, вызвать скорую помощь и осуществить обеспечение доказательств, которые могут оказаться на месте происшествия, при этом, однако, не изменяя положения пострадавшего и предметов, находящихся вокруг него. Суд указывает, что вызов скорой помощи четко прописан как обязанность именно патрульных сотрудников милиции, а не дежурных в отделении милиции или каких-либо других должностных лиц.
118. В данном случае сотрудники Жаров и Волков явно пренебрегли требованиями вышеупомянутых нормативно-правовых актов. Они не осмотрели находящегося без сознания заявителя, чтобы установить серьезность его состояния или характер помощи, которая может потребоваться в данных обстоятельствах. Жаров и Волков не вызвали ни скорую помощь, ни каких-либо иных медицинских специалистов, несмотря на то, что у них имелись рации и они также могли использовать сотовые телефоны, телефоны-автоматы или попросить у местных жителей позволить им использовать телефон в квартире. Более серьезное нарушение установленных правил, которое, вероятно, впоследствии негативно сказалось на выздоровлении заявителя, заключалось в том, что сотрудники милиции решили оттащить заявителя в сторону, взяв его подмышками – это противоречит как требованиям норм права, так и самым основным правилам оказания первой помощи, запрещающим перемещать людей с подозрением на травму головы, о чем сотрудники милиции должны быть осведомлены. Наконец, сотрудники милиции покинули место происшествия по указанию дежурного по отделу вневедомственной охраны, прекрасно зная о беспомощном состоянии заявителя и об угрозе его жизни.
119. Что касается их преждевременного ухода с места происшествия, Суд находит весьма своеобразным существующий в российской милиции порядок, согласно которому патрулирование окружающей территории вверено тем сотрудникам милиции, чья первоочередная обязанность заключается в том, чтобы действовать в качестве работников коммерческого агентства по охране частной собственности (см. п. 85 выше). Сотрудники милиции Жаров и Волков оставили заявителя без помощи после того, как они получили от дежурного по отделу вневедомственной охраны указание проверить сигнал тревоги, поступивший с объекта чьей-то собственности. Как объяснил в ходе судебного разбирательства старший сотрудник милиции г-н К., указания дежурного по отделу вневедомственной охраны имеют приоритет перед указаниями дежурного по отделению милиции (см. п. 50 выше). По мнению Суда, такой порядок привел к вопиющему смещению приоритетов, так как в результате интересы защиты частной собственности оказались превыше соображений охраны жизни заявителя.
120. Кроме того, Суд указывает, что в отделении милиции района Соколиная Гора имели место грубые нарушения установленных процедур, выявленные в ходе судебного разбирательства. Выяснилось, что дежурный отлучился, поручив г-ну Ванчарину его заменить. Однако, несмотря на то, что г-н Ванчарин также являлся сотрудником милиции, он не имел права заступать на дежурство. Ванчарин не зафиксировал в журнале сеанс связи с Жаровым и Волковым, не проверил их сообщение о том, что ситуация находится под контролем, не принял меры к тому, чтобы связаться с больницей или хотя бы с вытрезвителем, и наконец, он ничего не сказал об этой ситуации дежурному, когда тот вернулся.
121. Случилось так, что два сотрудники милиции, реально видевшие заявителя, лежавшего без сознания, покинули место происшествия, не оказав ему помощь, а дежурный в отделении милиции не получил никакой информации о происшествии, так как он позволил себе поручить себя замещать некомпетентному сотруднику, который не выполнил установленных процедур обработки сообщений патрулей. Этот порочный круг перехода ответственности и множественности нарушений привел к тому, что заявитель пролежал без сознания на земле шесть или семь часов, пока его не нашли дворники и не приехала скорая помощь. Подобное обращение со стороны российских государственных органов, по оценке Суда, можно описать только как «бесчеловечное».
122. Следовательно, имело место нарушение Статьи 3 Конвенции, выразившееся в неспособности властей принять необходимые меры для предотвращения нанесения вреда жизни и здоровью заявителя, что приравнивается к бесчеловечному обращению.
2. Предполагаемая неадекватность расследования
123. Суд считает, что медицинские доказательства причинения тяжкого вреда здоровью заявителя вместе с неоспоренным утверждением заявителя о том, что его оставили без помощи во дворе на всю ночь, несмотря на то, что милиции сообщили о нападении уже в 1 ч утра, в совокупности составляют «доказуемую жалобу» на жестокое обращение. Соответственно, власти были обязаны провести эффективное расследование обстоятельств данного происшествия. В целях дальнейшего анализа Суд ссылается на требования об эффективности расследования, изложенные выше в п. 100.
124. Суд замечает, во-первых, что компетентные органы чрезвычайно затянули начало уголовного расследования предполагаемого жестокое обращение. Материал о поведении сотрудников милиции Жарова и Волкова был отделен от дела о нападении на заявителя 6 января 2002 года, т.е. спустя свыше шести месяцев после происшествия, и только в ответ на жалобу матери заявителя. Суд повторяет в связи с этим, что в случае угрозы жизни власти должны действовать по своей инициативе, как только им становится известно о ситуации, и они не могут передать инициативу родственникам пострадавшего (см. дело Paul and Audrey Edwards, цитировавшееся выше, п. 69). Первоначальное расследование было прекращено на основании неразумного вывода о том, что милиционеры «добросовестно заблуждались» относительно способности заявителя позаботиться о себе, даже несмотря на то, что он был без сознания. Только после пересмотра и отмена соответствующего постановления прокурором в порядке надзора 15 марта 2002 года было фактически начато уголовное расследование.
125. Суд удовлетворен тем, что, будучи начато, следствие было проведено с разумной тщательностью и дело было передано в суд в течение одного года. Тем не менее, представляется, что оборотной стороной столь похвальной быстроты явилась ограниченность и неполнота расследования. На всем протяжении следствия сотрудники милиции Жаров и Волков были единственными подозреваемыми по данному делу. Прокуратура не пыталась проверить, являются ли виновными в неоказании своевременной помощи заявителю дежурный по отделению милиции, который поручил себя заменить некомпетентному сотруднику, или заменявший его г-н Ванчарин.
126. Невозможно с определенностью установить, было ли обеспечено право заявителя на эффективное участие в расследовании. Как известно, 5 сентября 2002 года ему был предоставлен статус потерпевшего по делу, и он пробрел права, соответствующие данному процессуальному статусу, в том числе право подавать ходатайства. Тем не менее, представляется, что следователь не дал ответа и не принял никакого решения ни по подробному и обоснованному ходатайству заявителя об изменении юридической квалификации действий обвиняемых, ни по ходатайству заявителя об участии в процессе в качестве гражданского истца – оба ходатайства были поданы 27 ноября 2002 года и получены следователем на следующий день.
127. Кроме того, представляется, что в суде дело было провалено потому, что обвинение оказалось не в состоянии подготовить серьезную доказательную базу. Так, один из пунктов обвинения заключался в том, что сотрудники милиции Жаров и Волков сообщили в отделение милиции района Соколиная Гора о принятии всех необходимых мер, что не соответствовало действительности. Тем не менее, прокуратура не организовала очную ставку между ними и г-ном Ванчариным, с одной стороны, и между г-н Ванчариным и дежурным, с другой стороны, с целью устранения противоречий в их показаниях. Рассматривавший дело суд окончательно отверг показания г-на Ванчарина, как ненадежные, на том основании, что он действовал в нарушение установленных правил и, следовательно, имел корыстный интерес в сокрытии истины. То, что обвинение переоценило значение показаний г-на Ванчарина для следствия, стало очевидным результатом уже упоминавшегося упущения, состоявшего в том, что не было расследовано поведение сотрудников отделения милиции района Соколиная Гора.
128. Наконец, по мнению Суда, выводы районного суда не соответствовали выявленным при расследовании фактам, поскольку согласно этим выводам сотрудники милиции Жаров и Волков не могли знать о том, что жизнь заявителя находилась под угрозой, так как они всего лишь «провели несколько минут в ночное время суток и [так как] телесные повреждения не были видны». Такой вывод не согласуется с тем неоспаривавшимся фактом, что заявитель находился без сознания и не мог самостоятельно передвигаться, вследствие чего сотрудники милиции решили оттащить его с дороги. Тот факт, что заявитель находился без сознания – который не оспаривался сотрудниками милиции – явно противоречил выводу о том, что серьезность состояния заявителя и риск для его жизни и здоровья могли остаться незамеченными. Московский городской суд, рассматривая дело об обжаловании решения районного суда, не уделил внимания недостаткам фактической базы, на которой основывался оправдательный приговор.
129. В свете вышеизложенных соображений Суд пришел к выводу, что начало расследования факта предполагаемого жестокого обращения было затянуто, проведено расследование было недостаточно полно и процессуальные права заявителя не были обеспечены, и что в деле отсутствовала серьезная доказательная и фактическая база. Соответственно, проведенное государственными органы расследование нельзя считать «эффективным». Следовательно, имело место нарушение Статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте, выразившееся в непроведении властями эффективного расследования жалобы заявителя на то, что сотрудники милиции оставили его без оказания помощи.
III. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 13 КОНВЕНЦИИ
130. Заявитель жаловался на основании п. 1 Статьи 6 и Статьи 13 Конвенции, что он был лишен возможности участвовать в качестве гражданского истца в уголовном процессе против сотрудников милиции Жарова и Волкова, что вынесение им оправдательного приговора было необоснованно и что в деле имелись процессуальные нарушения. Суд указывает, что единственное отличие этих жалоб от вопросов, уже рассмотренных выше с точки зрения процессуального аспекта Статьи 3, заключается в вопросе о наличии гражданско-правового средства защиты прав заявителя по его требованию о выплате ему компенсации за предполагаемое жестокое обращение. Суд считает, что данную жалобу следует рассматривать по Статье 13 Конвенции (см. Chember v. Russia, № 7188/03, п. 66, 3 июля 2008 года, и Betayev and Betayeva v. Russia, № 37315/03, п. 125, 29 мая 2008 года), которая гласит:
«Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве.»
131. Заявитель указал, что не имел фактической возможности составить гражданский иск о компенсации, так как внутригосударственными судами не была установлена ничья вина. По российскому гражданскому кодексу в отсутствии обвинительного приговора невозможен и гражданский иск в уголовном процессе.
132. Власти пояснили, что заявитель не подал ходатайство о вступлении в процесс в качестве гражданского истца на этапе досудебного расследования. Он подал такое ходатайство уже после начала судебного разбирательства, но суд правильно отклонил его, сославшись на действующую тогда формулировку Статьи 44 уголовно-процессуального кодекса, которая разрешала подавать подобные ходатайства лишь до конца досудебного расследования. После того как Федеральным Законом от 4 июля 2003 года в Статью 44 были внесены поправки, продлившие срок подачи подобных ходатайств до момента окончания судебного разбирательства, заявитель не подал свое ходатайство повторно. Таким образом, в распоряжении заявителя имелось эффективное средство правовой защиты, которое он не использовал.
A. Приемлемость
133. Суд считает, что данная жалоба не является явно необоснованной в смысле п. 3 Статьи 35 Конвенции. Кроме того, Суд указывает, что данная жалоба не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть признана приемлемой.
B. По существу
134. Суд повторяет, что Статья 13 Конвенции гарантирует наличие на национальном уровне средства для правовой защиты сущности прав и свобод, закрепленных в Конвенции, независимо от того, в какой форме они обеспечиваются во внутригосударственном правопорядке. Таким образом, Статья 13 требует наличия внутригосударственных средств правовой защиты для рассмотрения
«доказуемой жалобы» по существу в соответствии с Конвенцией и для осуществления необходимого возмещения, хотя при этом Договаривающимся Государствам и предоставляется некоторая свобода выбора относительно способов, с помощью которых они выполняют свои обязательства по Конвенции, установленные данным ее положением. Рамки обязательств, закрепленных Статьей 13, изменяются в зависимости от характера жалобы заявителя, основанной на нормах Конвенции. Однако средство правовой защиты, требуемое Статьей 13, должно быть «эффективным» как в юридическом, так и в практическом смысле (см. Cobzaru v. Romania, № 48254/99, пп. 80-82, 26 июля 2007 года; Anguelova v. Bulgaria, № 38361/97, пп. 161-162, ECHR 2002‑IV; и Süheyla Aydın v. Turkey, № 25660/94, п. 208, 24 мая 2005 года).
135. Суд признавал государственные органы ответственными за бесчеловечное обращение с заявителем, вытекающее из неоказания ему помощи сотрудниками милиции в то время, когда его жизнь находилась под угрозой. Следовательно, в целях Статьи 13 претензия заявителя была «доказуемой», и власти были обязаны провести эффективное расследование его жалоб на сотрудников милиции. По вышеописанным причинам осуществленное уголовное расследование нельзя считать эффективным в соответствии со Статьей 13, требования которой выходят за рамки обязательств по проведению расследования, установленных Статьей 3 (см. дело Cobzaru, цитировавшееся выше, п. 83, и, с соответствующими изменениями, Buldan v. Turkey, № 28298/95, п. 105, 20 апреля 2004 года, и Tanrıkulu v. Turkey, № 23763/94, п. 119, ECHR 1999-IV).
136 . Кроме того, что касается наличия гражданско-правовых средств правовой защиты, то Суд не считает необходимым устанавливать, имел ли заявитель фактическую возможность вступить в уголовный процесс в качестве гражданского истца. Важно то, что данный процесс завершился оправданием сотрудников милиции. В связи с этим Суд повторяет заключение, к которому он уже неоднократно приходил ранее: в российской судебной системе не существует судебного органа, способного в отсутствие обвинительного приговора по соответствующему уголовному делу рассмотреть по существу гражданский иск, связанный с предполагаемым фактом совершения серьезных уголовно наказуемых деяний. Суд установил, что несмотря на то, что в теории российские суды, рассматривающие гражданские дела, способны дать независимую оценку фактическим и юридическим вопросам, на практике выводам предшествовавшего уголовного расследования придается столь большое значение, что отвергаются даже самые убедительные доказательства обратного, представляемые истцом, и данное средство правовой защиты на поверку оказывается лишь теоретическим и иллюзорным, а не практическим и эффективным, как того требует Конвенция (см. дело Chember, цитировавшееся выше, п. 71; Menesheva v. Russia, № 59261/00, п. 77, ECHR 2006‑III; Isayeva v. Russia, № 57950/00, п. 155, 24 февраля 2005 года; и Isayeva and others v. Russia, №№ 57947/00, 57948/00 и 57949/00, п. 147, 24 февраля 2005 года). В случаях, когда уголовное дело против государственных должностных лиц закрывалось на досудебной стадии или завершалось оправдательным приговором, был очень маловероятен успех каких-либо иных средств правовой защиты, имеющихся у заявителя, включая иск о компенсации, и нельзя считать, что подобные средства позволяют заявителю получить какое-либо возмещение (см. Tarariyeva v. Russia, № 4353/03, п. 101, ECHR 2006‑... (выдержки); Dedovskiy and others v. Russia, № 7178/03, п. 101, 15 мая 2008 года). Суд не видит причин отказываться от этих своих выводов и в данном случае.
137. Соответственно, Суд пришел к заключению, что заявитель был лишен эффективных средств правовой защиты по его жалобе на жестокое обращение, вызванное халатностью милиции. Следовательно, имело место нарушение Статьи 13 Конвенции.
IV. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 КОНВЕНЦИИ, ВЫРАЗИВШЕЕСЯ В ПРЕДПОЛАГАЕМОЙ МЕДИЦИНСКОЙ ХАЛАТНОСТИ
138. Заявитель также жаловался на основании Статьи 3, что врачи в больнице № 33 не предоставили ему медицинское обслуживание, соответствующее серьезности его состояния, и что данный факт не был надлежащим образом расследован.
139. Заявитель указал, что его мать и другие родственники видели его лежащим в раздетом виде на тележке в коридоре больницы № 33. Он пребывал в таком положении с раннего утра 30 июля 2001 года как минимум до 6 ч вечера 1 июля 2001 года. Никто за ним не ухаживал, ему не был надлежащим образом поставлен диагноз и не сделана рентгенография, единственный диагноз был записан со слов его друга. Кроме того, при переливании крови в ходе хирургической операции в больнице № 33 его заразили гепатитом C. Заявитель подчеркнул, что медицинская халатность при первоначальном лечении в больнице № 33 привела к его неизлечимой инвалидности, ответственным за такое лечение следует считать Государство, так как больница № 33 является муниципальным учреждением, осуществляющим медицинское обслуживание населения.
140. Заявитель далее указал, что расследование предполагаемой медицинской халатности началось лишь через двадцать месяцев после происшествия и что на момент подачи жалобы оно продлилось четыре с половиной года. В течение этого периода было вынесено, а затем отменено не менее семи постановлений о прекращении уголовного дела. Медицинская карта заявителя из больницы № 33 была утеряна. В итоге никто так и не был признан виновным в медицинской халатности и осужден за это. Заявитель заключил, что расследование не было быстрым, тщательным и достаточно полным. Кроме того, его участие в расследовании было ограничено, и он получал лишь скудную информацию о его ходе.
141. Власти утверждали, что мать заявителя неоднократно подавала жалобы о неадекватности медицинского обслуживания, предоставляемого ее сыну в больнице № 33. Ее жалобы были рассмотрены Департаментом здравоохранения Правительства Москвы в 2001 году, и 5 марта 2003 года было возбуждено уголовное дело. Отдельное уголовное дело об утере медицинской карты заявителя расследовалось прокуратурой Восточного административного округа. Наконец, Власти указали, что 30 ноября 2006 года прокурор г. Москвы принял меры дисциплинарного воздействия в отношении следователя Волка за не названные конкретно процессуальные нарушения в ходе расследования дела о медицинской халатности.
A. Приемлемость
142. Власти утверждали, что заявитель не исчерпал внутригосударственных средств правовой защиты, так как он не обжаловал постановление о прекращении уголовного дела в Измайловском районном суде Москвы и не подал в суд на врачей больницы № 33.
143. Суд указывает, что согласно фактическим данным, предоставленным самими же Властями, последнее постановление о прекращении уголовного дела о предполагаемой медицинской халатности в тот же день было отменено прокурором в порядке надзора с конкретным указанием устранить недостатки в расследовании (см. п. 78 выше). Поскольку данное постановление было отменено, у заявителя не было оснований обжаловать его в суде.
144. Касательно возможности судебного преследования медперсонала в рамках гражданского судопроизводства Суд повторяет вышеприведенные выводы о том, что российские суды, как представляется, в отсутствие обвинительного приговора по соответствующему уголовному делу неспособны рассматривать по существу гражданский иск, связанный с предполагаемым фактом совершения серьезных уголовно наказуемых деяний (см. п. 136 выше). В данном случае уголовное дело не привело к осуждению виновных и вынесению обвинительного приговора. Соответственно, гражданский иск не может считаться эффективным внутригосударственным средством правовой защиты, которое заявитель был обязан использовать (см., в частности, дело Tarariyeva, цитировавшееся выше, п. 101). Суд отклоняет возражения Властей касательно неисчерпание внутригосударственных средств правовой защиты.
145. Суд также замечает, что данная жалоба не является явно необоснованной в смысле п. 3 Статьи 35 Конвенции. Кроме того, она не является неприемлемой и по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть признана приемлемой.
B. По существу
1. Соответствие Статье 3 по критерию адекватности медицинского обслуживания
146. Заявитель находился в больнице № 33 с 30 июня по 8 июля 2001 года. Его жалобы на неадекватность медицинского обслуживания относятся главным образом к первоначальному периоду, который длился с 9 утра 30 июня, когда он поступил в больницу, до 6.30 вечера 1 июля, когда ему сделали срочную хирургическую операцию. Он утверждал – и его утверждения не были оспорены Властями – что в течение всего этого времени он оставался без медицинского ухода, лежа в раздетом виде на тележке в коридоре.
147. Суд указывает, что вопрос об адекватности медицинского обслуживания, предоставлявшегося заявителю в больнице № 33, был рассмотрен двумя экспертными комиссиями. Первая комиссия, состоящая из экспертов специального Центра судебной медицины Министерства обороны, выявила ряд серьезных недостатков в осмотре и лечении заявителя. Вторая комиссия, организованная Департаментом здравоохранения Правительства Москвы, отвергла выводы первой комиссии как ненадежные и установила, что медперсонал больницы № 33 правильно воздерживался от хирургического вмешательства до тех пор, пока операция на мозг не стала возможной. Ввиду противоречащих друг другу выводов двух комиссий следствие попыталось организовать исследование «по устранению противоречий»; однако это оказалось невозможным вследствие отсутствия оригинала медицинской карты заявителя из больницы № 33.
148. Столкнувшись с противоречащими друг другу выводами касательно адекватности медицинского обслуживания, Суд считает, что определить, какому экспертному заключению можно доверять, позволяют следующие факты. Во-первых, первоначальный осмотр был проведен на основании оригинала медицинской карты, тогда как в распоряжении второй комиссии были лишь выдержки из нее, цитировавшиеся в первом экспертном заключении. Суд принимает во внимание мнение руководителя российского федерального центра судебной медицины, утверждавшего, что проведение экспертизы исключительно на основе ранее полученных выводов не соответствует профессиональным методам и стандартам судебной медицины (см. п. 74 выше). Во-вторых, Суд указывает, что эксперты первой комиссии находились в подчинении Министерства обороны, государственного органа, не связанного ни с рассматриваемым медицинским учреждением, ни с соответствующим следственным органом. В противоположность этому, проведение второй экспертизы было поручено Департаменту здравоохранения Правительства Москвы, который является органом, ответственным за содержание и контроль всех московских городских больниц, в том числе больницы № 33. Подобная ситуация создает явный конфликт интересов и не соответствует требованию формальной и фактической независимости судмедэксперта (см. Barabanshchikov v. Russia, № 36220/02, п. 59, 8 января 2009 года). В свете изложенных соображений Суд принимает за основу для анализа выводы первой экспертизы.
149. По мнению судебно-медицинских экспертов, заявитель поступил в больницу № 33 в особо тяжелом состоянии, требовавшем усиленного медицинского ухода и немедленного осмотра нейрохирурга, токсиколога и других врачей-специалистов. Однако персонал больницы не выполнил даже самых основных процедур, которые подлежат выполнению при поступлении нового пациента. Состояние заявителя, степень и характер его травм были описаны поверхностным и неполным образом. Диагноз алкогольная интоксикация не основывался ни на анализе крои или мочи, ни осмотре токсиколога: упоминался лишь «запах алкоголя при дыхании». Кроме того, несмотря на предполагаемую высокую, а возможно смертельную концентрацию алкоголя в крови заявителя, не было ни прописано, ни проведено никаких процедур по детоксикации. Нейрохирург увидел заявителя только через два часа после его поступления в больницу, и до того момента, когда спустя тридцать два часа началась подготовка к проведению срочной хирургической операции, заявитель, по существу, был оставлен без ухода. Он не был «объективно и адекватно осмотрен» каким-либо врачом-специалистом, рентгенография была назначена, но не проведена, и даже температура не была измерена.
150. Эксперты также установили, что проволочки в осуществлении соответствующего лечения заявителя и непроведение его осмотра надлежащим и незамедлительным образом сразу по поступлении в больницу № 33 привели к сильному ухудшению его состояния. Изменения в мозге стали необратимыми столь серьезными, что по соображениям спасения жизни пациента потребовалось срочное хирургическое вмешательство. Эксперты подчеркнули, что это вмешательство было запоздалым по причине неосуществления мониторинга ухудшения состояния заявителя. Последующее непроведение послеоперационного антибактериального лечения последовательным образом и отсутствие надлежащего контроля вызвали множественные воспаления послеоперационных ран и остеомиелит костей черепа.
151. Суд отмечает, что эксперты допустили наличие причинно-следственной связи между выявленными ими недостатками в медицинском обслуживании, предоставлявшемся заявителю в больнице № 33, и последующей инвалидностью заявителя. Несмотря на то, что ввиду отсутствия соответствующих методов эксперты признали невозможность установления того, были ли проблемы со здоровьем заявителя в решающей степени обусловлены некачественным лечением или же изначально имевшейся травмой головы, тем не менее, эксперты сошлись во мнении, что серьезные упущения со стороны медперсонала больницы № 33 «способствовали неблагоприятному исходу».
152. В свете вышеизложенных выводов экспертов, которые были отметены Властями, Суд считает, что медицинское обслуживание, предоставленное заявителю в больнице № 33 в Москве, было неадекватным. Следовательно, имело место нарушение Статьи 3, выразившееся в том, что власти не обеспечили предоставление заявителю адекватного медицинского обслуживания.
2. Предполагаемая неадекватность расследования
153. Суд указывает, что, столкнувшись с жалобами на вопиющую медицинскую халатность, подданными самим заявителем и его матерью, которые подтверждались медицинскими доказательствами причинения тяжкого вреда здоровью заявителя, власти были обязаны провести эффективное расследование характера и масштабов медицинского лечения, предоставлявшегося заявителю в больнице № 33. В целях дальнейшего анализа, Суд ссылается на требования об эффективности расследовании, изложенные выше, в п. 100.
154. Стороны сошлись во мнении, что с момента перевода заявителя из больницы № 33 в госпиталь им. Бурденко по инициативе матери заявителя, последняя неоднократно подавала жалобы на неадекватность медицинского обслуживания в больнице № 33. Все ее жалобы были отклонены должностными лицами различных органов здравоохранения и прокуратуры. Уголовное дело было возбуждено только 5 марта 2003 года, почти через два после происшествия. Суд считает, что российские государственные органы виновны в запоздалом возбуждении уголовного дела, а также в неспособности действовать незамедлительно и по своей собственной инициативе, поскольку в данной ситуации они, по сути, передали инициативу родственникам заявителя (см. дело Paul и Audrey Edwards, цитировавшееся выше, п. 69).
155. В том, как именно проводилось расследование, проявилось стремление следственных органов разобраться в ситуации поверхностным и поспешным образом. Дело передавалось от одного государственного органа или следователя к другому, и они постоянно пытались прекратить дело на сугубо процессуальных основаниях. За три года было вынесено не менее десяти постановлений о прекращении уголовного дела, но все они сразу же отменялись прокуратурой в порядке надзора, так как проведенное расследование было неполным и недостаточным. Несколько следователей подверглись мерам дисциплинарного воздействия за непроведение расследования в соответствии с нормами уголовного процесса.
156. Не отрицалось также, что следствие было виновно в утрате критически важных доказательств, а именно оригинала медицинской карты заявителя из больницы № 33. Исчезновение этой медицинской карты сделало невозможным дальнейшее проведение судебных экспертиз и установление причинно-следственной связи и соотношения между предполагаемой неадекватностью медицинской помощи, оказанной заявителю в больнице № 33, и вредом, причиненным его здоровью.
157. Наконец, не было обеспечено право заявителя на эффективное участие в расследовании. Он был признан потерпевшим только 6 сентября 2005 года, через два с половиной года после возбуждения уголовного дела. До этого момента заявитель не мог осуществлять процессуальными правами, соответствующими статусу потерпевшего, такими как право подавать ходатайства или задавать вопросы экспертам (ср. с делом Tarariyeva, цитировавшемся выше, п. 93).
158. В свете вышеупомянутых очень серьезных недостатков Суд пришел к выводу, что расследование не было проведено быстро, качественно и достаточно тщательно. Имело место нарушение Статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте, выразившееся в том, что расследование предполагаемой медицинской халатности было неэффективным.
V. ДРУГИЕ ПРЕДПОЛАГАЕМЫЕ НАРУШЕНИЯ КОНВЕНЦИИ
159. Наконец, Заявитель жаловался на основании п. 1 Статьи 5 Конвенции, что в результате нападения и неоказания медицинской помощи сотрудниками милиции и врачами было нарушено его право на личную безопасность. Кроме того, он жаловался на основании Статьи 8 Конвенции на то, что была утеряна его медицинская карта.
160. Суд указывает, что заявитель фактически не лишался свободы, и его медицинские данные не были разглашены. Соответственно, данные жалобы по кругу вопросов не соответствуют Конвенции в значении п. 3 Статьи 35 и должны быть отклонены на основании п. 4 Статьи 35.
VI. ЖАЛОБЫ НА ПРЕПЯТСТВОВАНИЕ ОСУЩЕСТВЛЕНИЮ ПРАВА НА ПОДАЧУ ИНДИВИДУАЛЬНЫХ ОБРАЩЕНИЙ, ГАРАНТИРОВАННОГО СТАТЬЕЙ 34 КОНВЕНЦИИ
161. 29 марта 2007 года заявитель подал жалобу, где утверждал, что Власти оказывают на него давление в нарушение Статьи 34 Конвенции. Он, в частности, заявил следующее: что Власти оклеветали его, утверждая, что в момент нападения он находился в состоянии алкогольного опьянения; что его безосновательно поставили на учет в специализированной психоневрологической клинике в Москве; что власти пытались получить от его матери оригинал его медицинской карты; что его мать была подвергнута мерам дисциплинарного воздействия на работе; что, когда ему исполнилось двадцать три года, он был лишен права на государственные выплаты в связи со смертью отца, который являлся военнослужащим.
162. Рассмотрев документы, представленные заявителем, Суд счел их недостаточными для обоснования жалобы на препятствование осуществлению права на подачу индивидуальных обращений, гарантированного статьей 34 конвенции. Соответственно, Суд отклоняет эту жалобу как необоснованную.
VII. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ
163. Статья 41 Конвенции гласит:
«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне.»
A. Причиненный вред
164. Во-первых, заявитель требовал возмещения денежных затрат на продолжающееся лечение заболеваний, вызванных совершением нападения на него 29 июня 2001 года и запоздалой и неадекватной медицинской помощью. Он указал, что нуждается в ежедневном уходе сиделки (оценочная стоимость ее услуг составляет 13 500 евро в год), непрерывном приеме лекарств (2 000 евро в год), физиотерапевтическом лечении и регулярных медосмотрах (13 925 евро в год), прохождении курсов реабилитации в Германии или Австрии (13 200 евро каждые два года), а также медицинском оборудовании (2 000 евро). Кроме того, заявитель требовал возмещения упущенной выгоды и заработка в размере 7 000 евро в год. Все вышеперечисленное, помноженное на ожидаемую продолжительность жизни, равную тридцати годам, составляет общую сумму материального ущерба, равную 1 292 750 евро. Заявитель также требовал возмещения морального вреда в размере 200 000 евро.
165. Власти утверждали, что, поскольку расследование дел о нападении и об оказанной медицинской помощи все еще продолжается, у заявителя сохраняется право требовать компенсации на национальном уровне и что, соответственно, его требования о возмещении материального ущерба преждевременны. Кроме того, Власти указали, что заявителю была назначена пенсия по инвалидности и что ему были выделены бесплатная путевка на спа-курорт в 2003 году, легковой автомобиль российского производства, а также тент для данного автомобиля. По мнению Властей, требование о возмещении упущенного заработка безосновательно, так как касается «будущих возможностей». Наконец, Власти считают, что требуемое возмещение морального вреда является чрезмерным и не соответствует прецедентной практике Суда.
166. Суд повторяет, что точному расчету сумм, необходимых для полной компенсации (возмещения в полном объеме) понесенных заявителем материальных потерь, может препятствовать неопределенный в силу самой своей природы характер вреда, вытекающего из допущенного нарушения (см. Young, James и Webster v. the United Kingdom (бывшая Статья 50), 18 октября 1982 года, Серия A № 55, п. 11). Тем не менее, возмещение все-таки можно осуществить, несмотря на наличие большого числа неопределенностей в оценке будущих потерь и несмотря на то, что чем больше проходит времени, тем неопределеннее становится связь между допущенным нарушением и причиненным ущербом (см. Orhan v. Turkey, № 25656/94, пп. 426 и последующие, 18 июня 2002 года). В подобных случаях следует решить вопрос о размере справедливой компенсации прошлых и будущих материальных потерь, которую необходимо присудить заявителю, и вопрос этот Суд решает по своему усмотрению, исходя из соображений справедливости (см. Sunday Times v. the United Kingdom (бывшая Статья 50), 6 ноября 1989 года, Серия A № 38, п. 15, и Lustig-Prean and Beckett v. the United Kingdom (Статья 41), №№ 31417/96 и 32377/96, пп. 22-23, ECHR 2000).
167. Суд указывает, что в некоторых предыдущих делах, решая вопрос о будущем упущенном заработке, Суд в своих вычислениях исходил из статистических расчетов капитала, необходимого для поддержания определенного уровня дохода, которые были выполнены представителями заявителей (см. дело Aktaş v. Turkey, № 24351/94, п. 350, ECHR 2003‑V, и дело Orhan, цитировавшееся выше, п. 433). Тот же подход можно применить и к подсчету будущих расходов. Однако в данном случае совокупный размер требуемого заявителем возмещения был подсчитан путем простого умножения его годовых медицинских расходов на ожидаемую среднюю продолжительность жизни в России. Требуемое возмещение упущенной выгоды было подсчитано так же.
168. Следовательно, даже если все представленные заявителем расчеты и данные являются правильными, Суд, тем не менее, считает, что использованный в данном случае способ расчета не соответствует применяемому Судом подходу к вычислению будущих потерь (см. дело Mikheyev, цитировавшееся выше, п. 161). Кроме того, в расчет упущенной выгоды не включена получаемая пенсия по инвалидности. Следовательно, Суд не может согласиться с итоговой суммой, требуемой заявителем по данной статье расходов.
169. Тем не менее, принимая во внимание неопределенность ситуации заявителя и тот факт, что вследствие своей инвалидности и потребности в постоянном медицинском лечении он уже понес и еще понесет в будущем значительные материальные убытки, Суд считает правильным в данном случае присудить компенсацию материального ущерба, исходя из своей собственной оценки ситуации (см. дело Mikheyev, цитировавшееся выше, п. 162). Ввиду серьезности состояния заявителя и потребности в постоянном специальном медицинском лечении Суд присуждает заявителю компенсацию материального ущерба в размере 75 000 евро плюс суммы всех налогов, которые могут подлежать уплате с этой компенсации.
170. Кроме того, Суд повторяет свои выводы о том, что российские государственные органы несут ответственность за действия милиционеров, оставивших заявителя без помощи после серьезного нападения, и за непредоставление заявителю медперсоналом такого медицинского обслуживания, которое бы соответствовало его тяжелому состоянию. Также власти не выполнили и обязанность по проведению эффективного расследования нападения на заявителя, а также вышеупомянутых упущений милиции и медперсонала. Эти события, очевидно, причинили заявителю не только физические страдания и боль, но также вызвали чувства подавленности, разочарования, несправедливости и длительной неопределенности, в силу чего становится необходимым возмещение морального вреда (см., в качестве недавнего примера, дело Varnava and others v. Turkey [GC], №№ 16064/90, 16065/90, 16066/90, 16068/90, 16069/90, 16070/90, 16071/90, 16072/90 и 16073/90, п. 224, 18 сентября 2009 года, с дальнейшими ссылками). Давая оценку на основе справедливости, Суд присуждает заявителю компенсацию морального вреда в размере 78 000 плюс суммы всех налогов, которые могут подлежать уплате с этой компенсации.
B. Издержки и расходы
171. Заявитель не требовал возмещения издержек и расходов. Соответственно, по данной статье расходов компенсация не требуется.
C. Начисление процентов за просрочку
172. Суд считает правильным назначить ставку начисления процентов за просрочку на уровне предельной ставки ссудного процента Европейского центрального банка плюс три процентных пункта.
ВВИДУ ВЫШЕИЗЛОЖЕННОГО СУД ЕДИНОГЛАСНО ПОСТАНОВИЛ
1. Признать приемлемыми жалобы о неадекватности расследования нападения на заявителя, о неоказании ему помощи милицией и медперсоналом, о неадекватности расследования данных упущений, а также об отсутствии гражданско-правовых средств защиты; в оставшейся части признать жалобу неприемлемой;
2. Считать, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции, выразившееся в непроведении властями эффективного расследования нападения на заявителя;
3. Считать, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции, выразившееся в неоказании помощи заявителю сотрудниками милиции;
4. Считать, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции, выразившееся в непроведении властями эффективного расследования действий милиции;
5. Считать, что имело место нарушение Статьи 13 Конвенции;
6. Считать, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции, выразившееся в неадекватности медицинского обслуживания, предоставленного заявителю в больнице № 33;
7. Считать, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции, выразившееся в непроведении властями эффективного расследования предполагаемой медицинской халатности;
8. Считать, что жалоба на препятствование осуществлению права на подачу индивидуальных обращений, установленного Статьей 34 Конвенции, является необоснованной;
9. Считать, что:
(a) государство-ответчик обязано выплатить заявителю в российских рублях по курсу на день осуществления платежа в течение трех месяцев с момента вступления настоящего постановления в окончательную силу в соответствии с п. 2 Статьи 44 Конвенции компенсацию материального ущерба в размере 75 000 евро (Семьдесят пять тысяч евро) и компенсацию морального вреда в размере 78 000 евро (Семьдесят восемь тысяч евро) плюс любые подлежащие уплате налоги;
(b) с момента истечения вышеупомянутого трехмесячного срока до момента фактического осуществления платежа на вышеуказанные суммы подлежит начислению простой процент по ставке, равной предельной ставки ссудного процента Европейского центрального банка плюс три процентных пункта;
10. Отклонить в оставшейся части требование заявителя о справедливой компенсации.
Составлено на английском языке, надлежащее уведомление осуществлено 17 декабря 2009 года в соответствии с пп. 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.
Сорен Нильсен Христос Розакис
Секретарь Председатель
Главная страница || Договора || Поиск || Другие сайты