ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ

ДЕЛО «ГАФОРОВ  ПРОТИВ РОССИИ»

Жалоба № 25404/09

ПОСТАНОВЛЕНИЕ СУДА

СТРАСБУРГ

Вынесено 21 октября 2010 г.

Вступило в силу 11 апреля 2011 г.

Данное Постановление становится окончательным при соблюдении условий п. 2 ст.44 Конвенции. Текст может быть дополнительно отредактирован.

В деле «Гафоров против Российской Федерации»

Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) (Первая секция),

заседая Палатой на совещании за закрытыми дверями 30 сентября 2010 г. в следующем составе:

X. Розакис, Председатель Палаты,

Н. Вайич,

А. Ковлер,

Э. Штайнер,
X. Хаджиев,

Дж. Малинверни,

Дж. Николау, судьи,

а также при участии А. Вампача, Заместителя Секретаря Секции Суда,

принял следующее Постановление указанного выше числа:

ПРОЦЕДУРА

1.  Дело было инициировано жалобой № 25404/09, поданной 15 мая 2009 г. в Европейский Суд против Российской Федерации в соответствии со ст. 34 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Таджикистана Абдуразоком Абдурахмоновичем Гафоровым (далее - заявитель).

2.  Интересы заявителя в Европейском Суде представляли Е. Рябинина и А. Гайтаев, адвокаты, практикующие в г. Москве. Власти Российской Федерации были представлены Г. Матюшкиным, Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека.

3.  15 мая 2009 г. Председатель Первой секции принял решение применить правило 39 Регламента Европейского Суда, уведомив власти Российской Федерации о том, что заявителя не следует экстрадировать в Таджикистан до получения дополнительного уведомления. Кроме того, в соответствии с правилом 41 Регламента Европейского Суда, он решил рассмотреть жалобу в приоритетном порядке.

4.  11 сентября 2009 г. Председатель Первой секции коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. Согласно положениям п. 1 ст. 29 Конвенции, Европейский Суд решил рассмотреть жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.

ФАКТЫ

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

5. Заявитель, 1973 года рождения, до своего ареста проживал в г. Худжанде, Таджикистан. В настоящее время он проживает в г. Москве.

А.  Уголовное производство против заявителя в Таджикистане

6.  В 2005 г. заявитель лишился работы на телефонной станции г. Худжанда и начал зарабатывать на жизнь, занимаясь распечаткой на своем компьютере различных текстов, включая положения и выдержки из Корана.

7.  В 2005 г. в г. Худжанде было арестовано несколько человек по подозрению в членстве в «Партии исламского освобождения» («Хизб ут-Тахрир аль-Ислами») (далее - XT), международной исламской организации, запрещенной в Российской Федерации, Германии и ряде республик Средней Азии. Позднее заявитель узнал, что несколько задержанных дали в следственных органах показания о том, что он являлся членом XT и распечатывал для организации различные материалы из Интернета. Заявитель свое членство в XT отрицает.

8.  16 февраля 2006 г. прокуратура Согдийской области Республики Таджикистан (далее - Согдийская прокуратура) возбудила против заявителя уголовное дело по подозрению в членстве в экстремистской организации (п. 2 ст. 307 Уголовного кодекса Республики Таджикистан (далее - УК РТ)). В частности, заявитель подозревался в активной работе на XT путем распечатки листовок и религиозной литературы для указанной организации с целью ее последующего распространения. Уголовному делу был присвоен номер 9615.

9.  19 февраля 2006 г. Согдийская прокуратура приняла решение о заключении заявителя под стражу. Вскоре после этого заявитель был задержан и помещен в подвал Министерства безопасности Республики Таджикистан'. По утверждению заявителя, он содержался в вышеуказанном подвале в течение примерно трех месяцев. Его систематически избивали, а также как минимум шесть раз пытали электротоком. Его содержали в помещениях, где не было места для отдыха, в течение длительных периодов времени его не выпускали в туалет, а также не кормили.С 30 ноября 2006 г. функции Министерства переданы Государственному комитету по национальной безопасности Республики Таджикистан (прим. перев.).

10.  6 мая 2006 г. прокуратура Бободжон-Гафуровского района (далее - Бободжон-Гафуровская прокуратура) возбудила против заявителя в связи с его предполагаемой деятельностью в XT еще одно уголовное дело. В частности, заявитель подозревался: в тайном изучении экстремистской литературы, переданной ему другими членами XT; в работе на организацию в качестве специалиста по информационным технологиям; в распечатке листовок, а также другой литературы организации и тайном распространении распечатанного среди лиц, членами организации не являвшихся; в уплате членских взносов в организацию, а также обучении других членов XT работе на компьютере. В тот же день заявителю было предъявлено обвинение в членстве в преступной организации, запрещенной по причине ее экстремистской деятельности (п. 2 ст. 187, а также ст. 307.2-3 УК РТ), разжигании религиозной и иной вражды (п. 3 ст. 189 УК РТ), а также публичных призывах к свержению конституционного строя и занятию экстремистской деятельностью (ст. 307, ст. 307.1 УК РТ). Уголовное дело было объединено с делом № 9615, делу был присвоен № 9431.

11.  По утверждению заявителя, в мае 2006 г. он и другие заключенные были переправлены на строительство рекреационной зоны для сотрудников Министерства безопасности, где им было приказано копать, работая в наклоненном положении. Когда они пытались разогнуться, охранники их жестоко избивали.

12.  24 мая 2006 г., опасаясь продолжения избиений, заявитель бежал.

13.  По утверждению заявителя, его родственники сообщили ему о том, что после его побега сотрудники правоохранительных органов пытали других обвиняемых, чтобы выяснить, куда он направился, и содействовали ли они ему в совершении побега.

14.  25 мая 2006 г. Бободжон-Гафуровская прокуратура возбудила против заявителя уголовное дело в связи с побегом из-под стражи. В решении было указано, что 24 мая 2006 г., «находясь под стражей на дачном участке, принадлежащем Министерству безопасности», заявитель бежал в неизвестном направлении.

15.  В неустановленный день уголовное дело против заявителя в связи с его предполагаемой деятельностью в XT было передано в производство Бободжон-Гафуровского районного суда Согдийской области.

16.  Решением от 6 июня 2006 г. Бободжон-Гафуровский районный суд объявил заявителя в розыск и приостановил рассмотрение уголовного дела в его отношении до его задержания.

17.  9 июня 2006 г. Бободжон-Гафуровская прокуратура предъявила заявителю обвинение в побеге из-под стражи.

B.  Прибытие заявителя в Россию

18.  Имеются основания полагать, что до декабря 2006 г. заявитель скрывался в Таджикистане, после чего перебрался в Кыргызстан. В неустановленный день в мае 2007 г. заявитель прибыл в Россию.

C.  Производство по делу об экстрадиции

19.  5 августа 2008 г. заявитель был арестован в г. Москве как лицо, разыскиваемое таджикскими властями.

20.  6 августа 2008 г. заместитель прокурора Нагатинской прокуратуры допросил заявителя по поводу обстоятельств его прибытия в Россию. Согласно письменным объяснениям заявителя от той же даты, в 2006 г. власти Таджикистана возбудили против него уголовное дело по подозрению в членстве в экстремистской организации. В течение примерно трех месяцев в 2006 г. он содержался под стражей. В это время его ежедневно направляли на работу на стройку, с которой ему удалось бежать. В 2007 г. заявитель прибыл в Россию с целью избежать уголовного преследования, а также заработать средства к существованию. По поводу получения российского гражданства, статуса беженца или предоставления ему политического убежища он не обращался. На протоколе проставлена подпись заявителя. По утверждению заявителя, объяснение было составлено властями Российской Федерации на основании материалов уголовного дела, представленного правоохранительными органами Таджикистана.

21.  11 сентября 2008 г. Генеральная прокуратура Таджикистана направила в Генеральную прокуратуру Российской Федерации запрос на экстрадицию заявителя в Таджикистан в связи с обвинениями в членстве последнего в XT. В письме было указано, что заявитель предстанет перед судом исключительно по обвинениям, в связи с которыми запрашивается его экстрадиция, и что заявитель не будет экстрадирован в третью страну без согласия властей Российской Федерации.

22.  5 декабря 2008 г. Генеральная прокуратура Таджикистана направила в Генеральную прокуратуру Российской Федерации дополнительный запрос на экстрадицию заявителя по обвинению в побеге из-под стражи.

23.  Письмом от 19 декабря 2008 г. адвокат заявителя сообщил Генеральной прокуратуре Российской Федерации, что заявитель намеревался в судебном порядке оспорить отказ в предоставлении ему статуса беженца (см. ниже), и просил учесть данный факт при рассмотрении вопроса об экстрадиции.

1. Постановление об экстрадиции заявителя

24. 30 декабря 2008 г. заместитель Генерального прокурора Российской Федерации вынес постановление об экстрадиции заявителя в Таджикистан. В относящихся к данному делу частях постановления было указано следующее:

«...Г-н Гафоров обвиняется в активном участии в 2002-2006 гг. в деятельности преступной организации «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами», направленной на насильственный захват власти в государстве и свержение конституционного строя, деятельность указанной организации на территории Таджикистана запрещена решением суда...

...

За действия [заявителя] предусмотрено наказание, установленное в ст. 210 Уголовного кодекса Российской Федерации (участие в преступной организации); ст. 278 УК РФ (действия, направленные на насильственное изменение конституционного строя); ст. 280 (публичные призывы к осуществлению экстремисткой деятельности, совершенные с помощью СМИ, в составе организованной группы); ст. 282 ч. 2 (в) (возбуждение ненависти и унижение человеческого достоинства с использованием СМИ, совершенное в составе организованной группы), ст. 282 ч. 2 (членство в экстремистской организации); ст. 282 ч. 2 (членство в организации, запрещенной решением суда по причине ее экстремистской деятельности); ст. 205 ч. 1 (финансирование террористической деятельности) Уголовного кодекса Российской Федерации. За совершение вышеизложенных преступлений предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок более одного года. Сроки привлечения [заявителя] к уголовной ответственности, предусмотренные российским и таджикским законодательством, не истекли.

[Заявитель] обвиняется в побеге из-под стражи ... 24 мая 2006 г....

За действия [заявителя] в ст. 313 ч. 1 Уголовного кодекса Российской Федерации (побег из-под стражи) предусмотрено наказание в виде лишения свободы сроком более одного года. Сроки привлечения [заявителя] к уголовной ответственности, предусмотренные российским и таджикским законодательством, не истекли».

25.  Кроме того, в постановлении было указано, что, по сведениям Федеральной миграционной службы (далее - ФМС), заявитель российского гражданства не приобрел, никаких иных оснований для отказа в его экстрадиции в Таджикистан не имеется.

26.  21 января 2009 г. заявитель постановление от 30 декабря 2008 г. обжаловал, утверждая, что в случае экстрадиции он будет подвергнут пыткам в нарушение ст. 3 Конвенции. Он, в частности, утверждал, что подробно описал обращение, которому подвергся в заключении в Таджикистане, однако Генеральная прокуратура Российской Федерации проигнорировала и его информацию, и соответствующие материалы международных общественных организаций, из которых следовало, что правоохранительные органы Таджикистана систематически пытают заключенных. Заявитель также утверждал, что власти Таджикистана были не в состоянии представить эффективные гарантии от опасности жестокого обращения и от несправедливого уголовного судопроизводства. Кроме того, он отметил, что постановление о его экстрадиции было принято невзирая на тот факт, что рассмотрение его заявления о предоставлении убежища еще не было завершено.

27.  Письмом от 10 февраля 2009 г. Генеральная прокуратура Таджикистана гарантировала Генеральной прокуратуре Российской Федерации, что в случае экстрадиции заявитель преследованию по политическим, этническим, языковым, разовым или религиозным мотивам подвергнут не будет, а также, что он не будет подвергнут пыткам либо бесчеловечному, или унижающему достоинство обращению или наказанию. В письме также отмечалось, что 11 марта 2008 г. Верховный суд Таджикистана признал XT террористической организацией и ее деятельность на территории Таджикистана запретил.

2. Рассмотрение дела в Московском городском суде

28.  В Московском городском суде (далее - городской суд) 16 февраля 2009 г. была рассмотрена жалоба заявителя на постановление о его экстрадиции в Таджикистан.

29.  Согласно протоколу судебного заседания, заявитель сообщил суду о том, что после его задержания в Таджикистане в .2006 г. его жестоко избивали, а также шесть раз пытали электротоком, чтобы получить от него признание в том, что он являлся членом XT. Он содержался в подвале Министерства безопасности примерно в течение трех месяцев. За время его заключения его постоянно избивали, оскорбляли, разрешали посещать туалет лишь дважды в день. В течение срока заключения его направляли на строительство зоны отдыха Министерства безопасности. На стройке он и другие заключенные работали над закладкой фундамента под спортивный центр; кроме того, его заставляли косить траву. Заявитель и другие заключенные систематически подвергались избиениям. Не в силах выносить побои и отсутствие питания, заявитель бежал. Заявитель также подчеркнул, что он опасался возвращаться в Таджикистан, поскольку после его побега несколько сотрудников Министерства безопасности угрожали его семье. Они, якобы, сообщили членам его семьи, что, если заявителя поймают, живым его не оставят. Сотрудник Министерства безопасности, избивавший заявителя и находившийся на дежурстве в день его побега, якобы, сообщил сестре заявителя, что, если он из-за заявителя отправится в тюрьму, то после освобождения убьет всех членов семьи заявителя.

30.  В ходе слушания дела адвокат заявителя также сообщил, что содержание его клиента под стражей являлось незаконным, поскольку власти не продлили срок содержания надлежащим образом в нарушение Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ), а также - постановлений Конституционного суда Российской Федерации.

31.  Заслушав заявителя и его адвоката, а также удовлетворив их ходатайство о приобщении к материалам дела докладов различных общественных и международных организаций по ситуации в Таджикистане в отношении пыток, городской суд приостановил рассмотрение жалобы до окончания производства по заявлению о предоставлении убежища.

32.  Письмом, переданным по факсимильной связи 25 февраля 2009 г., городской суд уведомил Министерство иностранных дел Российской Федерации (далее - МИД) о деле заявителя, а также о его утверждениях в отношении опасности подвергнуться пыткам в случае его экстрадиции в Таджикистан. Городской суд запросил МИД представить мнение последнего, а также содействовать суду в получении от Министерства иностранных дел Таджикистана информации по поставленным заявителем вопросам.

33.  Письмом от той же даты Городской суд обратился в Министерство иностранных дел Таджикистана с запросом о предоставлении мнения, а также любой информации, имеющей значение по вопросу утверждений заявителя об опасности пыток и бесчеловечного либо унижающего достоинство обращения в случае его экстрадиции в Таджикистан, а также с предложением проверить вышеуказанные утверждения через соответствующие государственные органы.

34.  13 марта 2009 г. МИД РФ ответил городскому суду, что Таджикистан является участником практически всех международных соглашений о защите прав человека и что тем самым Таджикистан подтвердил свое намерение построить демократическое и светское государство, основанное на верховенстве закона. Была учреждена должность Уполномоченного по правам человека (Омбудсмена). МИД не располагает какой-либо информацией, указывающей, что «гражданские права заявителя в случае его экстрадиции будут нарушены». Оснований полагать, что Министерство иностранных дел Таджикистана ответило на запрос городского суда, не имеется.

3. Решение Московского городского суда от 20 апреля 2009 г.

35.  20 апреля 2009 г. Московский городской суд рассмотрел жалобу заявителя на постановление от 30 декабря 2008 г. Заявитель и его представитель присутствовали на судебном слушании.

36. Согласно протоколу судебного заседания, заявитель напомнил суду о своих сообщениях в отношении предположительных фактов пыток во время заключения в Таджикистане. Он утверждал, что факты имевших место ранее пыток, а также угроз в отношении членов его семьи доказывают существование опасности вновь подвергнуться такому же обращению в случае исполнения решения об экстрадиции. Адвокат заявителя ходатайствовал перед судом об освобождении заявителя, подчеркнув, что заявитель находился под стражей в течение длительного периода времени,
однако, срок его заключения не продлевался несмотря на четкие указание по данному поводу со стороны Конституционного суда.

37. В относящейся к данному делу части решения было указано:

«Гражданин Гафоров обвиняется в том, что в период с августа 2002 г. по февраль 2006 г. на территории Согдийской области Республики Таджикистан он являлся активным участником преступной организации «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами», созданной с целью насильственного захвата власти и изменения конституционного строя, при этом, по вышеуказанным причинам, в связи с ведением экстремистской деятельности, [работа указанной организации] была в судебном порядке на территории Республики Таджикистан запрещена; [заявитель] также обвиняется в финансировании указанной организации. В течение соответствующего периода времени, являясь членом вышеназванной организованной группы и используя средства массовой информации, [заявитель] распространял материалы, содержащие публичные призывы к насильственному свержению существующего государственного строя, к захвату контроля над территорией Республики Таджикистан и захвату власти в стране. [Заявитель] вербовал граждан в экстремистскую организацию в целях нарушения конституционного порядка в Республике Таджикистан; публично призывал заниматься экстремистской деятельностью; распространял листовки и иные печатные материалы, направленные на возбуждение этнической, расовой, ... религиозной ненависти, на унижающее достоинство обращение, пропаганду превосходства отдельных граждан на основании их религиозной ... принадлежности, а также на создание исламского государства «Халифат» на территории Республики Таджикистан.

За действия [заявителя] предусмотрено установленное российским уголовным законом наказание, и они соответствуют составам ст. 210 ч. 2 (участие в преступной организации); ст. 278 УК РФ (действия, направленные на насильственное изменение конституционного строя); ст. 280 ч. 2 (публичные призывы к осуществлению экстремисткой деятельности, совершенные с помощью СМИ, в составе организованной группы); ст. 282 ч. 2 (в) (возбуждение ненависти и унижение человеческого достоинства с использованием СМИ, совершенное в составе организованной группы), ст. 282-1 ч. 2 (членство в экстремистской организации); ст. 282-2 ч. 2 (членство в организации, запрещенной решением суда по причине ее экстремистской деятельности); а также ст. 205-1 ч. 1 (финансирование террористической деятельности) Уголовного кодекса Российской Федерации. За совершение вышеизложенных преступлений предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок более одного года. Сроки привлечения [заявителя] к уголовной ответственности, предусмотренные российским и таджикским законодательством, не истекли.

...

Кроме того ... [заявитель] обвинялся в побеге из-под стражи .. 24 мая 2006 г       

За совершение вышеуказанных действий [заявитель] подлежит привлечению к ответственности согласно ст. 313 ч. 1 Уголовного кодекса Российской Федерации (побег из-под стражи), которая предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок более одного года. Сроки привлечения [заявителя] к уголовной ответственности, предусмотренные российским и таджикским законодательством, не истекли...

Постановление Генерального прокурора Российской Федерации от 30 декабря 2008 г. является законным и обоснованным.

Согласно информации, представленной ФМС [Федеральной миграционной службой] России, и ее Московским управлением, [заявитель] российского гражданства не приобрел, за его приобретением в соответствии с предусмотренной законодательством процедурой не обращался.

В судебном заседании [заявитель] пояснил, что за получением российского гражданства он не обращался; он был задержан на территории России как лицо, находившееся в международном розыске за предоставлением ему статуса беженца до своего задержания [он] не обращался, поскольку он считал, что беженцем признан не будет, так как находился в розыске; беженцем он не являлся, на территории Республики Таджикистан его по политическим или иным мотивам, за исключением уголовного судопроизводства, не преследовали и не преследуют; он покинул место своего проживания добровольно, сбежав из-под стражи — [данный факт] доказывает, что [заявитель] умышленно скрывался на территории Российской Федерации от правоохранительных органов Таджикистана.

Таким образом, никаких предусмотренных международными соглашениями или законодательством Российской Федерации оснований, препятствующих экстрадиции [заявителя], не имеется ...

...

Суд рассмотрел и отклонил поддержанные адвокатом доводы [заявителя] обоснованные ссылкой на заключение эксперта г-жи Рябининой от 13 марта 2009 г., а также материалы, подтверждающие, по их мнению, что его не следует экстрадировать в Таджикистан ввиду того, что он может подвергнуться там преследованию. Однако, обратившись в ФМС после своего задержания согласно ордеру на международный розыск, [заявитель] лично объяснил, что опасался экстрадиции Таджикистану ввиду вероятности его осуждения к длительному сроку лишения свободы.

Таким образом, суд считает: обоснованных причин опасаться того, что [заявитель] станет жертвой преследования его на территории Таджикистана согласно п. Ы ст. 1 Закона о беженцах, не имеется. Следовательно, он не отвечает требованиям для предоставления статуса беженца, поскольку беженцем может быть признано только лицо, которое не имеет российского гражданства, и которое находится за пределами страны своего гражданства по причине обоснованного опасения преследования по расовым, религиозным, национальным, этническим мотивам, ввиду принадлежности к определенной социальной группе, или приверженности определенному политическому мировоззрению, а также, при этом, не имеет возможности воспользоваться защитой страны своего гражданства в результате вышеуказанных обстоятельств.

Кроме того, принимающая страна предоставила заверения в том, что [заявитель] будет преследоваться только за преступления, в совершении которых он обвиняется. Республика Таджикистан является участником практически всех международных соглашений по защите прав человека, тем самым она подтверждает свое намерение построить светское демократическое государство, основанное на верховенстве закона, в Таджикистане была также учреждена должность уполномоченного по правам человека.

Вопрос о том, виновен ли [заявитель] в преступлениях, в связи с которыми [власти Таджикистана] затребовали его экстрадиции, может быть рассмотрен только судом страны, направившей запрос, при рассмотрении возбужденного против него уголовного дела по существу. Таким образом, доводы [заявителя] и его адвоката о том, что он не виновен, и о том, что обвинения против него являются сфабрикованными, предметом рассмотрения в настоящем судебном заседании не являются».

38.  В решении городского суда вопрос содержания заявителя под стражей не рассматривался.

39.  21 апреля 2009 г. заявитель обратился в Верховный суд Российской Федерации (далее - Верховный суд) с жалобой, утверждая, что городской суд не принял во внимание его подтвержденные документами различных общественных организаций доводы о том, что в случае его экстрадиции он будет подвергнут пыткам. Он также утверждал, что городской суд проигнорировал тот факт, что во время рассмотрения дела судебное производство по жалобе на решение ФМС об отказе в предоставлении ему статуса беженца еще не было окончено.

40.  8 июня 2009 г. заявитель подал дополнительную кассационную жалобу в Верховный суд, утверждая, что городской суд не дал оценки заключению г-жи Рябининой, а также материалам различных общественных организаций о наличии системных проблем с пытками на территории Таджикистана, а ограничился лишь оценкой письма МИД РФ, отметив, что «никаких признаков того, что гражданские права [заявителя] будут в случае его экстрадиции нарушены, не имеется». Заявитель подчеркнул, что городской суд спутал опасность применения пыток с опасностью уголовного преследования несмотря на то, что позиция заявителя по данному вопросу являлась недвусмысленной: он опасался экстрадиции в Таджикистан, поскольку уже подвергался на его территории пыткам и бежал в Россию по этой причине. Вывод городского суда о том, что он добровольно покинул Таджикистан, противоречил тому факту, что заявитель бежал из-под стражи. И, наконец, городской суд превысил свои полномочия, признав, что заявитель не отвечал требованиям присвоения статуса беженца, поскольку данный вопрос находится в компетенции гражданских судов.

4. Решение Верховного Суда Российской Федерации от 8 июня 2009 г.

41.  8 июня 2009 г. Верховный суд Российской Федерации (далее - Верховный суд) рассмотрел жалобу заявителя на решение городского суда. Адвокат заявителя на заседании присутствовал, сам заявитель в заседание доставлен не был. В ходе слушания адвокат заявителя подал в Верховный суд письменное ходатайство об освобождении заявителя из-под стражи. Он утверждал, что срок содержания заявителя под стражей в отсутствие судебного решения превысил двухмесячный предел, установленный ст. 109 УПК РФ. В данной связи он сослался на ст. 466 УПК РФ, а также на Определения Конституционного суда №№ 101-0 и 333-0-П (см. ниже) и на тот факт, что последнее судебное решение о заключении его под стражу было принято 16 сентября 2008 г. Он также жаловался на то, что Бабушкинский районный суд и Московский городской суд рассматривать его жалобы на содержание заявителя под стражей отказались.

42.  Постановлением от того же дня Верховный суд жалобу отклонил, воспроизведя в точности текст решения от 20 апреля 2009 г. В решении Верховного суда вопрос содержания заявителя под стражей не рассматривался.

D. Производство по предоставлению убежища

43.  23 октября 2008 г. заявитель подал в Московское управление ФМС (далее - Московская ФМС) заявление о предоставлении убежища, отметив, что он не имеет возможности вернуться в Таджикистан, где он подвергался жестокому обращению. В частности, он утверждал, что в феврале 2006 г. он был задержан сотрудниками правоохранительных органов, которые пытали его электротоком и жестоко избивали. Спустя два дня он был переведен в Министерство безопасности, где содержался в сыром подвале вместе с восемью другими лицами. Его не кормили и разрешали посещать туалет лишь два раза в день. Заявитель и иные заключенные систематически избивались, для того чтобы получить признательные показания об участии в XT, в чем они, в конце концов, вынуждены были признаться по причине избиений. Сотрудники Министерства безопасности заставляли заявителя и других сокамерников работать на стройплощадке и избивали их в случае неудовлетворительной работы. В мае 2006 г., находясь на стройке, он бежал, поскольку не мог более вынести насилия.

44.  В ходе опроса со стороны сотрудника Московской ФМС 28 ноября 2008 г. заявитель напомнил и подтвердил свои более ранние показания.

45.  15 декабря 2008 г. Московская ФМС в предоставлении заявителю убежища отказала, установив, что основанием для его обращения является его опасение подвергнуться в случае экстрадиции наказанию в виде длительного срока лишения свободы. Также было отмечено, что при опросе сотрудниками ФМС заявитель сообщил, что он был незаконно задержан таджикскими правоохранительными органами и что он сбежал из-под стражи потому, что подвергался жестокому обращению. ФМС пришла к заключению, что основания, на которые ссылается заявитель, обоснованным опасением подвергнуться преследованию в стране его гражданства не являются.

46.  13 января 2009 г. заявитель обратился в Замоскворецкий районный суд г. Москвы (далее - Замоскворецкий районный суд) с жалобой на решение от 15 декабря 2008 г., сообщив, что власти Таджикистана преследовали его по религиозным мотивам в связи с его предполагаемым членством в запрещенной религиозной организации XT. Со ссылкой на ст. 3 Конвенции он подчеркнул, что миграционные власти не учли его последовательных и убедительных показаний в отношении перенесенного им жестокого обращения. Учитывая, что Гражданско-процессуальный кодекс никаких норм в отношении доставки содержащегося под стражей лица в судебное заседание по его гражданскому иску не содержит, заявитель в Замоскворецкий районный суд с ходатайством об обеспечении его присутствия в заседании не обращался.

47.  7 апреля 2009 г. Замоскворецкий районный суд рассмотрел жалобу заявителя в присутствии его адвоката и отклонил её. Заявитель в заседание не доставлялся. Суд установил, что при рассмотрении жалобы заявителя Московская ФМС получила от Генеральной прокуратуры Российской Федерации, а также от Генеральной прокуратуры Республики Таджикистан материалы по уголовному делу в отношении заявителя в Таджикистане. Вышеуказанные государственные органы не подтвердили, что власти Таджикистана преследовали граждан Таджикистана на основании их религиозных верований, или пытали их, или бесчеловечно с ними обращались в рамках возбужденных против них уголовных дел. Несмотря на то, что заявитель прибыл в Россию в мае 2007 г., он подал заявление о предоставлении ему убежища только после того, как был задержан с целью экстрадиции. В целом, заявитель не представил убедительных доводов, которые бы подтверждали, что он имел обоснованные основания опасаться преследования в Таджикистане по политическим, расовым, религиозным, национальным или этническим мотивам или в связи с его принадлежностью к определенной социальной группе, при этом он подал заявление миграционным властям только в связи с возбужденным против него уголовным делом.

48.  20 апреля 2009 г. заявитель решение от 7 апреля 2009 г. обжаловал, сообщив, что Замоскворецкий районный суд не учел его подробных и последовательных показаний в отношении жестокого обращения, которому он подвергся, находясь в заключении в Таджикистане, а также в отношении его преследования по религиозным мотивам. Он также утверждал, что районный суд не учел ряд докладов органов ООН, а также общественных организаций в отношении широкого распространения практики жестокого обращения с заключенными со стороны правоохранительных органов Таджикистана.

49.  25 июня 2009 г. Московский городской суд решение от 7 апреля 2009 г. отменил и направил дело в суд первой инстанции на новое рассмотрение.

50.  10 сентября 2009 г. Замоскворецкий районный суд оставил в силе отказ миграционных властей предоставить заявителю убежище, практически дословно воспроизведя мотивировочную часть своего решения от 7 апреля 2009 г. Суд также отметил, что, поскольку заявитель опасался только преследования в рамках уголовного дела, т.е. требованиям для предоставления убежища не отвечал, то никакого значения его показания в отношении опасности жестокого обращения в Таджикистане в случае его экстрадиции, а также общей ситуации с правами человека в указанной стране, не имеют.

51.  Заявитель указанное решение обжаловал. Сославшись на доклады различных общественных организаций, он подчеркнул, что в Таджикистане продолжает существовать проблема жестокого обращения с заключенными и что он опасается экстрадиции не только по причине общей ситуации в стране, но также и на основании своего собственного опыта, когда он подвергся жестокому обращению со стороны государственных служащих Таджикистана, преследовавших его по религиозным мотивам. Тем не менее, районный суд отказался принимать вышеуказанную информацию во внимание и ограничился оценкой информации, представленной российскими государственными органами.

52.  26 января 2010 г. сотрудники Управления Верховного Комиссара ООН по делам беженцев (далее - УВКБ ООН) опросили заявителя в следственном изоляторе в связи с его обращением за международной защитой.

53.  28 января 2010 г. Городской суд в присутствии адвоката заявителя оставил решение от 10 сентября 2009 г. в силе. Городской суд в имеющей для настоящего дела части своего решения установил:

«28 ноября 2008 г. Гафоров, гражданин Республики Таджикистан, содержащийся в ИЗ-77/4 г. Москвы, подал заявление о предоставлении ему статуса беженца.

В анкете и опросном листе [заявитель] отметил наличие реальной опасности его преследования правоохранительными органами, которые задержали его в 2006 г. в Худжанде и предъявили ему обвинение в членстве в XT. Кроме того, [заявитель] отметил, что он опасался уголовного преследования и подвергался в заключении [на территории Таджикистана] жестокому обращению.

[Московская ФМС] вынесла свое решение на основании рассмотрения информации, представленной Генеральной прокуратурой Российской Федерации, а также относящейся к уголовному преследованию [заявителя] по различным обвинениям в рамках норм Уголовного кодекса Таджикистана информации, представленной прокуратурой Таджикистана.

Никаких признаков преследования [заявителя] по религиозным мотивам в решении Бободжон-Гафуровской прокуратуры от б мая 2006 г. о предъявлении заявителю обвинений [по его деятельности в XT] не имеется.

Из оспариваемого решения [Московской ФМС] следует, что при вынесении решения указанный орган принял во внимание информацию Генеральной прокуратуры [Российской Федерации], а также Генеральной прокуратуры Таджикистана.

Рассматривая жалобу [заявителя], [районный] суд верно установил, что заявитель ни на какие соображения гуманности, например, конкретные подробности его преследования властями Таджикистана, в обоснование предоставления ему временного убежища на территории Российской Федерации не ссылался, как не ссылался он и на то, что в случае его возвращения существовала реальная опасность для его личной безопасности со стороны властей [Таджикистана]. Свое заявление о предоставлении временного убежища он ссылкой на состояние своего здоровья или на необходимость получения медицинской помощи не обосновывал. Кроме того, никаких доказательств наличия препятствий к его возвращению в Таджикистан он также не представил».

54.  8 февраля 2010 г. заявитель подал прошение о предоставлении ему временного убежища в Московскую ФМС. Результаты производства по данному прошению не известны.

55.  10 марта 2010 г. УВКБ ООН сообщило защитнику заявителя, что заявление последнего на международную защиту было рассмотрено. При рассмотрении заявления было установлено, что заявитель находился «за пределами страны его гражданства вследствие обоснованного опасения подвергнуться преследованию со стороны властей своей страны в силу вменяемых ему политических убеждений», что он «не имел возможности вернуться в Республику Таджикистан» и, тем самым, «отвечал требованиям для предоставления международной защиты, согласно мандату УВКБ ООН».

Е.  Судопроизводство в отношении содержания заявителя под стражей

1.  Первое постановление о заключении под cmpaжу

56. 7 августа 2008 г. Нагатинский районнъш суд г. Москвы принял решение о заключении заявителя под стражу до его экстрадиции, сославшись на ст. 97, 99, 101 и 108 УПК РФ, а также на ст. 61 Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (далее - Минская конвенция - см. ниже раздел «Применимое национальное законодательство»). Суд, в частности, установил, что заявителю было предъявлено обвинение в рамках Уголовного кодекса Таджикистана в совершении преступления, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы, что он бежал из-под стражи, не имел постоянного места проживания или регистрации на территории Российской Федерации и, соответственно, может вновь скрыться с целью избежать уголовного преследования. Также суд отметил, что необходимость помещения заявителя под стражу была обоснована его возможной экстрадицией в Таджикистан, а также тем, что, по заявлению властей Таджикистана, в рамках ст. 61 Минской конвенции было начато соответствующее производство. В решении срок содержания заявителя под стражей не устанавливался, и было указано, что оно может быть обжаловано в Московский городской суд в течение трех дней после его вынесения. Никаких указаний на то, что заявитель обжаловал данное решение, не имеется.

2.  Второе постановление о заключении под стражу

57. 16 сентября 2008 г. Симоновский районный суд г.Москвы принял решение о заключении заявителя под стражу до экстрадиции, сославшись на ст. 466 ч. 1 УПК РФ, а также на ст. 60 Минской конвенции. Суд отметил, что Генеральная прокуратура Российской Федерации проверяла материалы в отношении экстрадиции заявителя и никаких препятствий для экстрадиции заявителя установлено не было. 7 августа 2008 г. Нагатинский районный суд принял решение о помещении заявителя под стражу до получения формального требования о его экстрадиции, согласно ст. 61 Минской конвенции. К моменту рассмотрения дела Симоновским районным судом требование было получено. Заявителю было предъявлено обвинение в побеге из-под стражи, т.е. совершении преступления, за которое, согласно Уголовному кодексу Таджикистана, предусматривалось наказание в виде лишения свободы сроком более двух лет. Кроме того, заявитель скрылся, не имел в России ни постоянного места жительства, ни постоянной работы, был объявлен в международный розыск. Таким образом, ходатайства заявителя о применении меры пресечения, не связанной с заключением под стражу, являлись необоснованными, срок содержания заявителя под стражей подлежал продлению. В решении срок содержания заявителя под стражей не устанавливался, при этом было указано, что имеется возможность обжаловать решение в Московский городской суд в течение трех дней с момента его вынесения. Никаких указаний на то, что заявитель обжаловал данное решение, не имеется.

3. Жалобы заявителя по факту заключения под стражу

58.  21 января 2009 г. заявитель подал в Бабушкинский районный суд г. Москвы жалобу на то, что срок его содержания под стражей в отсутствие судебного решения превысил два месяца, установленные в ст. 109 УПК РФ. Он сослался на ст. 466 УПК РФ, Определения Конституционного суда №№ 101-0 и 333-О-П (см. ниже раздел «Применимое национальное законодательство»), а также на тот факт, что последнее судебное решение о заключении его под стражу было принято 16 сентября 2008 г. Он требовал своего немедленного освобождения.

59.  27 января 2009 г. Бабушкинский районный суд жалобу заявителя отклонил, установив, что он не выполнил формальных требований к подаче жалобы в порядке гражданского судопроизводства, установленных Гражданским процессуальным кодексом. Заявителю было предложено устранить недостатки и сообщено о его праве вышеуказанное решение обжаловать.

60.  14 сентября 2009 г. заявитель решение Нагатинского районного суда обжаловал. В частности, он утверждал, что последнее решение о заключении его под стражу было датировано 16 сентября 2008 г., и что ни в указанном решении, ни в предшествующем, от 7 августа 2008 г., срок его содержания под стражей установлен не был. В любом случае, с 16 сентября 2008 г. Нагатинская прокуратура в суды за продлением срока его содержания под стражей, согласно ст. 109 УПК РФ, не обращалась, следовательно, после истечения двух первоначальных двухмесячных сроков содержание заявителя под стражей стало незаконным; таким образом, из тринадцати месяцев, которые заявитель провел под стражей, девять месяцев заключения были незаконными. Кроме того, Бабушкинский районный суд жалобу заявителя на содержание под стражей рассматривать отказался, и городской суд аналогичным образом проигнорировал его ходатайство об освобождении из-под стражи, поданное в судебном заседании 20 апреля 2009 г. На основании пп. 1 и 4 ст. 5 Конвенции, прецедентной практики Европейского Суда, ст. 109 и ПО УПК РФ, а также практики Конституционного суда Российской Федерации, заявитель настаивал на том, что содержание его под стражей являлось незаконным, что ему не было обеспечено эффективное средство правовой защиты для обжалования вышеуказанного, а также, что применимое законодательство не соответствовало необходимым требованиям к качеству закона. Кроме того, он утверждал, что проверка по его делу в отношении экстрадиции закончилась 30 декабря 2008 г. и после указанной даты никаких действий по его экстрадиции не предпринималось.

61.  21 сентября 2009 г. Нагатинский районный суд жалобу заявителя рассматривать отказался. Во-первых, суд установил, что заявитель решение от 7 августа 2008 г. в пределах установленного срока не обжаловал. Что касается предполагаемого бездействия прокуратуры, то заявитель имел право обжаловать его в порядке ст. 125 УПК РФ в Симоновский районный суд, обладавший территориальной подсудностью в отношении данного вопроса.

62.  21 октября 2009 г. заявитель обжаловал вышеуказанное решение в Московский городской суд.

63.  Одновременно заявитель обратился с жалобой в Симоновский районный суд, повторив доводы, изложенные в жалобе от 14 сентября 2009 г.

64.  Письмом от 29 октября 2009 г. Симоновский районный суд жалобу от 21 октября 2009 г. заявителю возвратил, указав, что в Российской Федерации уголовное судопроизводство осуществляется в соответствии с нормами УПК РФ, а заявитель в своих документах ни одной нормы УПК РФ не указал.

65.  8 декабря 2009 г. заявитель обратился в Генеральную прокуратуру с жалобой на содержание его под стражей, утверждая, что он содержался в заключении более шестнадцати месяцев, из которых двенадцать месяцев заключения являлись незаконными, поскольку прокуратура в суд с ходатайством о продлении соответствующего срока не обращалась. Он также подчеркнул, что решение о его экстрадиции вступило в силу в июне 2009 г. и после указанной даты никаких действий по поводу его экстрадиции предпринято не было.

66.  21 декабря 2009 г. Московский городской суд жалобу заявителя на решение от 21 сентября 2009 г. отклонил. Суд, в частности, установил, что заявитель имел возможность обжаловать свое содержание под стражей в суд согласно правилам подсудности или в кассационную инстанцию.

67.  30 декабря 2009 г. Генеральная прокуратура направила заявителю ответ о том, что его содержание под стражей было санкционировано, в первую очередь, Нагатинским, затем -Симоновским районный судом, в рамках ст. 466 ч. 1 УПК РФ. Согласно ст. 109 УПК РФ, максимальный срок содержания лиц, обвиняемых в совершении особо тяжких преступлений, составляет не более восемнадцати месяцев. Прокуратура приняла решение об экстрадиции заявителя 30 декабря 2008 г., т.е. в пределах требуемого срока. Дальнейшее содержание заявителя под стражей было связано с его жалобами в суды на постановление об экстрадиции, а также с решением Европейского Суда по правам человека о применении Правила 39 Регламента Европейского Суда. Что касается Постановления Верховного суда от 29 октября 2009 г. (см. ниже), то оно применяется только к лицам, в отношении которых власти Российской Федерации проводили проверку по вопросу экстрадиции, а не к тем, в отношении которых Генеральная прокуратура уже вынесла постановление об экстрадиции. По делу заявителя Генеральная прокуратура 30 декабря 2008 г. вынесла постановление о его экстрадиции, и указанное решение подлежало исполнению.

4.  Письмо Уполномоченного по правам человека

68.  22 января 2010 г. Уполномоченный по правам человека при Президенте Российской Федерации (далее - Уполномоченный) обратился к Генеральному прокурору Российской Федерации, отметив, в частности, что Европейский Суд по правам человека недавно признал нарушение ст. 5 Конвенции фактом неудовлетворительного качества законодательства по ряду дел, связанных с лицами, содержащимися под стражей перед экстрадицией. Тем не менее, в нарушение применимого российского законодательства, практика содержания под стражей иностранцев, срок содержания которых под стражей продлен не был, продолжалась. Уполномоченный сообщил, что проблема заключается в непоследовательной практике российских органов власти в применении соответствующего законодательства, которая продолжала существовать даже после Определения Конституционного суда № 101-0, а также Постановления Верховного суда № 22 (см. ниже раздел «Применимое национальное законодательство»). Уполномоченный сослался на рассматривавшиеся Европейским Судом дела по Юлдашеву, Исакову, Хайдарову и Султанову, по которым срок содержания заявителей под стражей до экстрадиции превышал восемнадцатимесячный максимальный срок, установленный в ст. 109 УПК РФ.

69.  Уполномоченный дополнительно подчеркнул, что 5 февраля 2010 г. максимальный восемнадцатимесячный срок содержания заявителя под стражей по настоящему делу практически истек, при этом национальные суды дважды санкционировали содержание его под стражей без указания предельного срока его заключения. Он также отметил, что власти Российской Федерации обосновывали содержание заявителей под стражей по вышеуказанным делам тем фактом, что Страсбургский суд указал им в рамках правила 39 Регламента Европейского Суда процесс экстрадиции приостановить. Однако в Регламенте Европейского Суда е содержалось оснований для возникновения у государства-ответчика обязательства содержать под стражей заключенных, чья экстрадиция была приостановлена, в нарушение российского законодательства. Кроме того, Уполномоченный обратился к Генеральному прокурору с предложением тщательно рассмотреть ситуацию по лицам, указанным в письме Уполномоченного, в частности, в отношении продления сроков их содержания под стражей в течение неограниченного периода времени, а также в отношении дальнейшего улучшения законодательства и его надлежащего применения в целях предотвращения возможных нарушений Конвенции.

5. Ответ Генеральной прокуратуры

70. Письмом от 8 февраля 2010 г. заместитель Генерального прокурора Российской Федерации дал Уполномоченному ответ. Письмо, в той части, в которой это относится к делу, гласит:

«...

... решения об экстрадиции заявителей по указанным [в Вашем письме] делам были приняты в пределах сроков, установленных ст. 109 УПК РФ, законность указанных решений была проверена судами, принятые решения подлежат исполнению. Освобождение вышеназванных лиц из-под стражи явилось бы нарушением со стороны Российской Федерации ее международных обязательств в отношении экстрадиции.

Возможность применения норм УПК РФ в отношении сроков содержания под стражей лиц до их экстрадиции впервые прозвучала в Определении Конституционного Суда № 101-О ... В своем Определении ... №158-0 Конституционный суд указал, что в предшествующем Определении № ЮГО он не устанавливал, и не мог установить, что отдельные нормы УПК РФ должны были бы регламентировать процедуры и сроки содержания под стражей лиц, ожидающих экстрадиции ... поскольку это выходило бы за рамки компетенции Конституционного суда...

Верховный Суд, в своих ответах от 9 августа и от 6 октября 2008 г. на запросы Генеральной прокуратуры о предоставлении разъяснений, пояснил, что при вынесении решений о процедуре и сроках содержания под стражей лиц, ожидающих экстрадиции, органы власти должны применять нормы УПК РФ. Однако данный вопрос Пленумом Верховного суда никогда не рассматривался, правоприменительная практика государственных органов Российской Федерации по данному вопросу никогда не изучалась и не обобщалась.

До 29 октября 2009 г. в различных регионах Российской Федерации единой судебной практики по данной категории дел не существовало. Некоторые судьи требовали увеличения сроков содержания под стражей, другие данные сроки продлевать отказывались, считая, что необходимости в этом не имеется.

26 ноября 2009 г., после Постановления Верховного суда №22... Генеральная прокуратура направила прокурорам всех субъектов Российской Федерации информационное письмо с разъяснением порядка продления сроков содержания под стражей лиц, в отношении которых проводится проверка по вопросу экстрадиций, и вступившего в законную силу решения об экстрадиции еще не имеется. ... Последующие сроки содержания лица под стражей до его экстрадиции регламентируются ст. 467 УПК РФ.

Длительное содержание под стражей гражданина Юлдашева, гражданина Исакова, гражданина Хайдарова, гражданина Султанова и [заявителя] гражданина Гафорова ... в настоящее время является последствием применения Европейским Судом правила 39 Регламента Европейского Суда до момента рассмотрения их дел [Страсбургеким Судом]».

F. Освобождение заявителя из-под стражи

71.  23 апреля 2010 г. Бабушкинский районный прокурор принял решение об освобождении заявителя из-под стражи, установив, что сроки содержания его под стражей, согласно ст. 109 УПК РФ, истекли и никаких причин для продления сроков не имелось.

72.  В тот же день Бабушкинский районный суд отклонил ходатайство прокурора о помещении заявителя в центр содержания иностранных граждан ГУВД по г. Москве. Суд признал, что в вышеуказанном центре могут содержаться только лица, обвиняемые в совершении административных правонарушений и, в любом случае, максимальный срок содержания заявителя под стражей, предусмотренный ст. 107-109 УПК РФ, истек.

73.  Судя по всему, заявитель был вскоре отпущен на свободу.

II. ПРИМЕНИМОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА

А. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (УПК РФ)

74. Гл. 13 УПК РФ регулирует применение мер пресечения. В отношении обвиняемого, подозреваемого могут быть применены меры пресечения при наличии достаточных оснований полагать, что обвиняемый, подозреваемый скроется от дознания, предварительного следствия или суда, может продолжать заниматься преступной деятельностью, может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства либо иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу (ст. 97). При решении вопроса о необходимости избрания меры пресечения должны учитываться также тяжесть преступления и различные сведения о личности подозреваемого или обвиняемого (ст. 99). Заключение под стражу в качестве меры пресечения применяется по судебному решению в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения (п. 1 ст. 108).При необходимости избрания в качестве меры пресечения заключения под стражу следователь с согласия руководителя следственного органа, а также дознаватель с согласия прокурора возбуждают перед судом соответствующее ходатайство (п. 3 ст. 108). Постановление о возбуждении ходатайства об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу подлежит рассмотрению единолично судьей районного суда или военного суда соответствующего уровня (п. 4 ст. 108). Постановление судьи об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу или об отказе в этом может быть обжаловано в вышестоящий суд в кассационном порядке в течение 3 суток со дня его вынесения (п. 11 ст .108). Содержание под стражей при расследовании преступлений не может превышать 2 месяцев (п. 1 ст. 109), но этот срок может быть продлен судьей районного суда или военного суда соответствующего уровня на срок до 6 месяцев по ходатайству следователя с согласия руководителя следственного органа, а также дознавателя с согласия прокурора (п. 2 ст. 109). Срок содержания под стражей свыше 12 месяцев может быть продлен лишь в исключительных случаях в отношении лиц, обвиняемых в совершении тяжких или особо тяжких преступлений, по ходатайству следователя, внесенному с согласия Председателя Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации (п. 3 ст. 109).

75.  В гл. 16 УПК РФ излагается процедура обжалования действий и решений суда и должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство. Действия или бездействие дознавателя, следователя, прокурора или суда могут быть обжалованы «участниками уголовного судопроизводства», а также «иными лицами в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы» (ст. 123). Жалоба на такие действия или бездействие может быть рассмотрена прокурором (ст. 124). Постановления дознавателя и следователя об отказе в возбуждении уголовного дела, о прекращении уголовного дела, а равно иные решения и действия (бездействие) дознавателя, следователя и прокурора, которые способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства либо затруднить доступ граждан к правосудию, могут быть обжалованы по месту производства предварительного расследования (ст. 125).

76.  При получении от иностранного государства запроса о выдаче лица, если при этом не представлено решение иностранного судебного органа об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу, Генеральный прокурор или его заместитель в установленном порядке решают вопрос о мере пресечения для лица в отношении которого применяется экстрадиция (п. 1 ст. 466). Если к запросу о выдаче лица прилагается решение судебного органа иностранного государства о заключении лица под стражу, то прокурор вправе подвергнуть это лицо домашнему аресту или заключить его под стражу без подтверждения указанного решения судом Российской Федерации (п. 2 ст. 466).

B. Федеральный закон РФ

77.  Федеральный закон РФ от 15 июля 1995 г. № 103-ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» регулирует порядок и определяет условия содержания под стражей лиц, которые в соответствии с УПК РФ задержаны по подозрению в совершении преступления, а также лиц, подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений, в отношении которых в соответствии с УПК РФ избрана мера пресечения в виде заключения под стражу (ст. 1). Подозреваемые и обвиняемые в совершении преступлений имеют право обращаться с предложениями, заявлениями и жалобами, в том числе в суд, по вопросу о законности и обоснованности их содержания под стражей (п. 7 ст. 17).

C. Решения Конституционного суда Российской Федерации

1. Определение Конституционного суда Российской Федерации № 101-О от 4 апреля 2006г.

78.  Конституционный суд рассмотрел соответствие п. 1 ст. 446 УПК РФ Конституции Российской Федерации и вновь подтвердил свое действующее прецедентное право по данному вопросу о том, что чрезмерное или необоснованное содержание под стражей, не ограниченное по времени и без соответствующего пересмотра вопроса о продолжении содержания в любых случаях, включая процедуру экстрадиции, не соответствует ст. 22 Конституции РФ, а также п. 3 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах.

79.  По мнению Конституционного суда, гарантии права на личную свободу и неприкосновенность, установленные в ст. 22 и гл. 2 Конституции РФ, а также в правовых нормах о мерах пресечения гл. 13 УПК РФ, полностью применимы к содержанию под стражей перед экстрадицией. Соответственно, ст. 466 УПК РФ не позволяет органам власти применять меру пресечения в виде содержания под стражей без соблюдения процедуры, установленной в УПК РФ, либо за пределами установленных в УПК РФ сроков.

2. Определение Конституционного суда Российской Федерации №158-0 от 11 июля 2006 г. по запросу Генеральной прокуратуры о даче разъяснений

80.  Генеральный прокурор Российской Федерации обратился в Конституционный суд за официальным разъяснением определения №101-0 от 4 апреля 2006 г. (см. выше), в частности, в целях прояснения процедуры продления содержания лица под стражей перед экстрадицией.

81.  Конституционный суд РФ отклонил запрос на том основании, что он не обладает компетенцией разъяснять специфические нормы уголовного права, регламентирующие процедуру и сроки содержания лица под стражей перед экстрадицией. Такой вопрос находился в компетенции судов общей юрисдикции.

3. Определение Конституционного суда Российской Федерации № ЗЗЗ-О-П от 1 марта 2007г.

82.  В данном определении Конституционный суд РФ подчеркнул, что ст. 466 УПК РФ не подразумевает, что содержание лица под стражей на основании запроса об экстрадиции не должно соответствовать условиям и срокам, предусмотренным в уголовно-процессуальном законодательстве.

D. Решения Верховного суда Российской Федерации

1. Решение от 14 февраля 2003 г.

83.  Своим решением от 14 февраля 2003 г. Верховный суд Российской Федерации удовлетворил заявление Генерального прокурора Российской Федерации, признав ряд международных и региональных организаций, включая Хизб ут-Тахрир (так же известную как «Партия Исламского Освобождения»), террористическими и запретил их деятельность на территории Российской Федерации. Верховный суд РФ постановил, что данная организация имеет целью устранение неисламских правительств и установление «исламского правления во всемирном масштабе путем воссоздания «Всемирного исламского Халифата», первоначально в регионах с преимущественно мусульманским населением, включая Россию и страны СНГ.

2. Постановление Пленума Верховного суда Российской Федерации от 10 февраля 2009 г. № 1 «О практике рассмотрения судами жалоб в порядке статьи 125 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации»

84.     В своем Постановлении от 10 февраля 2009 г. № 1 «О практике рассмотрения судами жалоб в порядке статьи 125 Уголовно- процессуального кодекса Российской Федерации» (далее - Постановление Пленума Верховного суда Российской Федерации от 10 февраля 2009 г. № 1) Пленум Верховного суда Российской Федерации дал ряд инструкций судам по применению ст. 125 УПК РФ. Пленум разъяснил, что любая сторона уголовного судопроизводства или иное лицо, чьи права и свободы затронуты действиями или бездействием органов следствия или прокуратуры в рамках уголовного судопроизводства, вправе воспользоваться ст. 125 УПК РФ для оспаривания отказа в возбуждении уголовных дел или решений об их прекращении. Пленум отметил: при том, что в число решений, которые возможно обжаловать в суд согласно ст. 125 УПК РФ, входят решения о возбуждении уголовного дела, об отказе в допуске к делу адвоката, о признании потерпевшим, лицо не вправе ссылаться на ст. 125 УПК РФ при оспаривании судебного решения о применении залога, домашнего ареста, или заключения под стражу. Далее подчеркивалось, что, признавая определенное действие или бездействие правоохранительного органа незаконным или необоснованным, судья не имеет права отменить оспариваемое решение или обязать ответственное должностное лицо отменить указанное решение, а вправе лишь потребовать от него или от нее устранить выявленные нарушения. Если соответствующий орган решение суда не исполнит, заинтересованная сторона вправе обжаловать в суд бездействие органа власти, при этом суд вправе вынести частное определение, обращающее внимание властей на возникшую ситуацию. Кроме того, Пленум отметил, что решение прокурора о помещении лица под домашний арест или заключении под стражу до экстрадиции может быть обжаловано в суд согласно ст. 125 УПК РФ.

3. Постановление Пленума Верховного суда Российской Федерации от 29 октября 2009 г. № 22 «О практике применения судами мер пресечения в виде заключения под стражу, залога и домашнего ареста»

85. В Постановлении Пленума Верховного суда Российской Федерации № 22 от 29 октября 2009 г. (далее – Постановление Пленума ВС РФ от 29 октября 2009 г.) было указано, что, согласно ст. 466 ч. 1 УПК РФ, только суд вправе принять решение о помещении под стражу лица, в отношении которого проводится проверка по вопросу экстрадиции, если при этом власти запрашивающей экстрадицию страны не представили решение суда о заключении такого лица под стражу. Судебная санкция при помещении под стражу в данной ситуации необходима согласно ст. 108 УПК РФ и выносится на основании ходатайства прокурора о заключении лица под стражу. Принимая решение о помещении лица под стражу, суд обязан проверить, существуют ли фактические и юридические основания для применения данной меры пресечения. Если запрос на экстрадицию сопровождался решением иностранного суда о заключении под стражу, прокурор вправе принять решение о заключении лица под стражу без санкции суда Российской Федерации (ст. 466 ч. 2 УПК РФ) на срок, не превышающий двух месяцев, при этом такое решение прокурора может быть обжаловано в суды согласно ст. 125 УПК РФ. При продлении срока содержания лица под стражей перед экстрадицией суд обязан применять ст. 109 УПК РФ».

III. МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПРАВОВЫЕ АКТЫ И ПРОЧИЕ ДОКУМЕНТЫ

А. Применимые документы Совета Европы

86. Рекомендация № R (98) 13 Комитета Министров государствам-членам Совета Европы относительно прав лиц, ищущих убежище и получивших отказ, на эффективные средства правовой защиты в отношении решений о высылке в контексте ст. 3 Конвенции, гласит следующее:

"Комитет Министров..."

Без ущерба осуществлению любого права лицом, ищущим убежище, которое получило отказ, на обжалование такого отказа в предоставлении убежища, в соответствии с рекомендациями, кроме прочих, изложенными в Рекомендации Совета Европы № R (81) 16 Комитета министров. Рекомендует правительствам государств-членов при применении собственных процессуальных правил обеспечить соответствие следующих гарантий внутреннему законодательству и практике:

1.  Каждому лицу, ищущему убежище, которое получило отказ в предоставлении убежища и подлежит высылке в страну, в отношении которой такое лицо подает обоснованную жалобу, что оно может подвергаться пыткам или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию, должно быть предоставлено эффективное средство правовой защиты перед национальным органом власти.

2.  В рамках применения п. 1 настоящей рекомендации средство правовой защиты перед национальным органом власти следует считать эффективным, если: ...

2.2. такой орган власти уполномочен принимать решения относительно наличия условий, предусмотренных ст. 3 Конвенции и предоставлять соответствующую защиту;...

2.4. исполнение решения о высылке приостановлено до принятия решения согласно пункту 2.2.».

87.  Уполномоченный по правам человека Совета Европы опубликовал Рекомендацию (ConrmDH(2001)19) от 19 сентября 2001 г., касательно прав иностранцев, желающих въехать на территорию государства-члена Совета Европы, и приведения в исполнение решений о высылке, часть которой гласит следующее:

11. «Важно, чтобы право на средство правовой защиты по определению ст. 13 Конвенции не только было гарантировано законом, но и предоставлялось на практике, когда лицо заявляет о нарушении или вероятности нарушения прав, гарантированных Конвенцией, компетентными органами власти. Право на эффективное средство правовой защиты должно быть предоставлено каждому лицу, которое намерено оспорить решение о принудительном возвращении или высылке. Исполнение решения о высылке должно быть приостановлено, если заявлено, как минимум, о нарушении ст. 2 или ст. 3 Конвенции».

88.  Для получения информации о прочих применимых документах см. Постановление Европейского Суда по делу «Гебремедхж [Габерамадхиен] против Франции» (Gebremedhin [Gaberamadhien] v. France), пп. 36-38, жалоба № 25389/05, ЕСПЧ 2007-V.

В. Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (Минская конвенция)

89.  При исполнении поручения об оказании правовой помощи, предусмотренного Минской конвенцией, сторонами которой являются Российская Федерация и Таджикистан, запрашиваемое учреждение применяет законодательство своей страны (п. 1 ст. 8).

90.  По получении требования о выдаче запрашиваемая Договаривающаяся Сторона немедленно принимает меры к розыску и взятию под стражу лица, выдача которого требуется, за исключением тех случаев, когда выдача не может быть произведена (ст. 60).

91.  Лицо, выдача которого требуется, по ходатайству может быть взято под стражу до получения требования о выдаче. В ходатайстве должны содержаться ссылка на постановление о взятии под стражу и указание на то, что требование о выдаче будет представлено дополнительно (п. 1 ст. 61). О взятии под стражу или задержании до получения требования о выдаче необходимо немедленно уведомить другую Договаривающуюся Сторону (п. 3 ст. 61).

92.  Лицо, взятое под стражу, согласно п. 1 ст. 61, должно быть освобождено, если требование запрашивающей Договаривающейся

Стороны о выдаче со всеми приложенными к нему документами не будет получено запрашиваемой Договаривающейся Стороной в течение сорока дней со дня взятия под стражу (п. 1 ст. 62).

С. Отчеты по Таджикистану

93. «Выводы и рекомендации Комитета против пыток: Таджикистан», изданные 7 декабря 2006 г. Комитетом ООН против пыток (САТ/С/ТЖ/СО/1), указывают на следующие вызывающие озабоченность вопросы, касающиеся соблюдения прав человека в стране:

«Определение пытки, содержащееся в национальном законодательстве ... не в полной мере соответствует определению, содержащемуся в статье I Конвенции, особенно в том, что касается целей применения пытки и ее распространения на всех государственных должностных лиц и других лиц, действующих в официальном качестве.

...

Существуют многочисленные утверждения о широком распространении практики пыток и жестокого обращения со стороны персонала правоприменительных и следственных органов, в частности, для получения признаний для использования в ходе уголовного судопроизводства. Кроме того, не принимаются профилактические меры для обеспечения эффективной защиты всех членов общества от пыток и жестокого обращения.

...

Комитет также обеспокоен следующим:

(a)  отсутствием установленного в законе обязательства регистрировать задержанных сразу же после лишения их свободы, в том числе до официального ареста и предъявления обвинения,

отсутствием надлежащих протоколов, касающихся ареста и задержания лиц, и непроведением регулярных и независимых медицинских осмотров;

(b)  многочисленными и постоянно поступающими сообщениями о создании препятствий в деле получения доступа к адвокату, проведения независимой медицинской экспертизы и установления контактов с родственниками сразу же после ареста, что обусловлено существованием законодательства и практики, которые допускают отсрочку вышеуказанных контактов до регистрации факта ареста, а сам доступ предоставляется только по разрешению/просьбе должностных лиц;

(c)  сообщениями о том, что незаконные ограничения возможности доступа к адвокатам, врачам и членам семьи, устанавливаемые агентами государства, не расследуются и не наказываются;

(d)  отсутствием основополагающих гарантий обеспечения судебного надзора над задержаниями, поскольку прокуратура также уполномочена осуществлять такой надзор;

(e)  широким применением практики досудебного содержания под стражей, продолжительность которого может достигать 15 месяцев;

(f) очень большим количеством лиц, умерших в период содержания под стражей.

...

Постоянно поступают достоверные утверждения о нередком использовании сотрудниками правоприменительных и следственных органов методов допроса, запрещенных Конвенцией.

...

Имеются сообщения об отсутствии систематического обследования всех мест содержания под стражей национальными или международными надзорными органами и что регулярный и необъявленный доступ к таким местам запрещен».

94.  В относящейся к данному делу части доклада организации «Международная амнистия» - «Состояние прав человека в современном мире», выпущенном в 2007 г., указано:

"...

Поступали постоянные сообщения о незаконных задержаниях, а также широком распространении и постоянном применении пыток и иного жестокого обращения со стороны сотрудников правоохранительных органов, ряд которых были приговорены к лишению свободы.

...

Садулло Маруфов, член «Исламской Партии Возрождения» (ИПВ), скончался в милицейском изоляторе в мае, после того, как был задержан для допроса сотрудниками правоохранительных органов в Исфаре. Первоначально сотрудники утверждали, что он покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна третьего этажа. ИПВ утверждает: результаты вскрытия показали, что его избивали и подвергали жестокому обращению, и настаивали на том, что из окна он был вытолкнут. Позднее Генеральная прокуратура заявила, что по результатам проведенного расследования были задержаны трое сотрудников милиции".

95.  Во «Всемирном докладе 2008: Таджикистан», опубликованном организацией «Хьюман Райте Вотч» 31 января 2008 г. говорится следующее:

«Ситуация с правами человека в Таджикистане по-прежнему характеризовалась проблемами с доступом к правосудию, процессуальными нарушениями, изолированным содержанием и недозволенным обращением в местах содержания под стражей. Деятельность оппозиционных политических партий подвергается вмешательству со стороны правительства. Усилились гонения на представителей нетрадиционных религий и членов мусульманских групп, действующих вне рамок контролируемых государством религиозных институтов.

...

Пытки и недозволенное обращение с заключенными

Правозащитные организации и адвокаты продолжают получать сообщения о произвольных арестах, нарушениях порядка задержания и стандартов справедливого суда, а также заслуживающие доверия серьезные заявления о недозволенном обращении и пытках в местах содержания под стражей. С угрозами и притеснениями сталкиваются и сами адвокаты, когда проявляют настойчивость в отстаивании интересов подзащитного.

Таджикистан пока в полном объеме не выполнил рекомендации Комитета ООН против пыток от декабря 2006 г., не обеспечив необходимых изменений в законодательстве. Уголовный кодекс предусматривает для сотрудников правоохранительных органов ответственность только за «злоупотребление должностными полномочиями» (статья 314). В национальном законодательстве отсутствует норма о недопустимости использования в суде доказательств, полученных с помощью пыток.

Недозволенное обращение в местах содержания под стражей по-прежнему часто остается безнаказанным. При этом в 2007 г. имели место по меньшей мере два случая, когда по таким фактам сотрудники правоохранительных органов привлекались к уголовной ответственности. В апреле в Кулябе лейтенант Нурулло Абдуллоев получил семь лет за незаконное задержание двух человек и недозволенное обращение с ними. В том же месяце в Душанбе двое сотрудников милиции получили по два года лишения свободы за избиение и пытки электротоком 15-летнего подростка. Во всех трех случаях применялась статья 314 УК.

...

Меры, принимаемые в рамках борьбы с терроризмом и экстремизмом

В 2007 г. правоохранительные органы продолжали арестовывать лиц за одно только хранение печатных материалов запрещенной исламской организации «Хизб ут-Тахрир». По меньшей мере три человека, обвинявшихся в принадлежности к «Хизб ут-Тахрир», были приговорены к лишению свободы на срок свыше 10 лет каждый по таким статьям, как «возбуждение национальной и религиозной вражды» и «участие в экстремистской организации». Впервые за членство в «Хизб ут-Тахрир» был осужден несовершеннолетний: восемь лет лишения свободы получил 17-летний Муминбек Мамедов.

В январе Верховный суд признал «экстремистскими» и запретил еще 10 организаций, включая Исламское движение Туркестана. В августе немногочисленная исламистская группа «Мавлави» была запрещена в связи с проведением «несанкционированных собраний».

Продолжаются аресты граждан Узбекистана и Таджикистана, подозреваемых в причастности к Исламскому движению Узбекистана. В таких политизированных делах с террористическим контекстом обвиняемым часто не обеспечиваются процессуальные гарантии и право на справедливый суд; как правило, в период содержания под стражей они подвергаются негуманному обращению.

...

В ходе апрельского визита в Таджикистан верховный комиссар ООН по правам человека Луиз Арбур призвала правительство обеспечить доступ к правосудию и открыть места содержания под стражей для посещений местными и международными наблюдателями, включая Международный комитет Красного Креста. Спецдокладчик ООН по свободе религии Асма Джахангир по итогам посещения республики в феврале отметила, что религиозные общины и отдельные лица сталкиваются с «проблемами», и подчеркнула важность обеспечения правительством того, чтобы «особенно уязвимые лица» были защищены от «притеснений со стороны прикрывающихся религией негосударственных субъектов».

В марте Комитет ООН по правам человека принял решения по двум жалобам на нарушения со стороны таджикских властей. Комитет признал, что в деле Ашурова и в деле Каримова и Нурсатова пострадавшие стали жертвами пыток и несправедливого суда. Комитет настоятельно призвал власти Таджикистана обеспечить заявителям эффективные средства правовой защиты, включая компенсацию, а применительно к Апгурову - принять меры к его немедленному освобождению. На момент подготовки настоящего доклада решения Комитета исполнены не были».

96.  В ежемесячном отчете за ноябрь 2008 г. таджикской общественной организации «Бюро по правам человека и соблюдению законности» была приведена следующая информация в отношении применяемых в указанной стране пыток в заключении:

«В Таджикистане всего 2% людей, подвергшихся пыткам, могут доказать этот факт и добиться соответствующего наказания лиц, совершивших правонарушение. ... К такому выводу приводит исследование случаев применения пыток представителями правоохранительных органов в период задержания и проведения предварительного расследования, проведенное Лигой женщин-юристов и общественным фондом «Панорама». Проведя опрос пострадавших, исследователи получили ошеломляющие выводы.

Задержанные рассказали, что к ним применялись следующие виды насилия: психическое давление - 24%, избиение руками, ногами и дубинками по частям тела -32,5%, угрозы применения физического насилия - 12,5%. Причем 32% жертв подвергались одновременно нескольким видам насилия, в том числе пыткам током, угрозам, запугиванию, избиениям.

Последствиями применения пыток и жестокого у 57% пострадавших становится психическое расстройство, телесные повреждения наблюдаются почти у трети опрошенных. А 3% получают тяжкие телесные повреждения. Есть прецеденты со смертельным исходом [среди рассмотренных исследователями]. Подозрительно часто задержанные якобы кончают жизнь самоубийством в местах заключения.

Как показала практика и результаты проведенного исследования, виновные в применении пыток преимущественно остаются безнаказанными. Главная причина этого состоит в том, что подавляющая часть жертв пыток не обращается с заявлениями в правоохранительные органы. Только четвертая часть - около 24% [из опрошенных] - обратилась с заявлением о факте пыток и привлечении к ответственности виновных. Основными причинами являются страх и боязнь репрессий (44,5%), недоверие к сотрудникам силовых органов (29%), незнание, к кому обратиться (6,7%)...».

97.  Изданный в январе 2009 г. Всемирный доклад организации «Хьюман Райте Вотч» в главе, посвященной Таджикистану, описывает положение в области прав человека в стране следующим образом:

«Меры в рамках борьбы с экстремизмом и терроризмом

По представлению генерального прокурора Верховный суд Таджикистана признал экстремистской организацию «Хизб ут-Тахрир», выступающую за восстановление халифата, исламского государства, мирными средствами. Власти продолжали арестовывать ее членов и предавать их суду по обвинению либо в подрывной деятельности, либо в разжигании расовой, национальной или религиозной розни, зачастую за одно лишь хранение печатных материалов.

...

Случаи пыток и смерти в местах заключения

Принятое в Таджикистане определение пыток не в полной мере соответствует рекомендациям Комитета ООН против пыток от декабря 2006 г. Позитивным шагом стало изменение в марте 2008

г. Уголовно-процессуального кодекса с целью обеспечения недопустимости в суде полученных под пыткой доказательств.

Эксперты признают, что в большинстве случаев распространенная практика пыток остается безнаказанной. В одном из немногих дошедших до суда дел двое сотрудников милиции из Хатлонской области в августе 2008 г. были осуждены за жестокое обращение с несовершеннолетними: один получил четыре года, второй - условный срок.

НПО и местные СМИ сообщали по меньшей мере о трех случаях смерти в местах заключения в 2008 г., включая смерть от рака бывшего зампреда Партии исламского возрождения Таджикистана Шамсиддина Шамсиддинова. В партии утверждали, что его арест в 2003 г. был политически мотивированным и, что своевременная операция могла бы его спасти.

В постановлении по жалобе «Рахматов и другие против Таджикистана» (Rakhmatov et al. v. Tajikistan) от 1 апреля 2008 г. Комитет ООН по правам человека признал правительство ответственным за нарушение прав человека, включая право не подвергаться пыткам, в отношении пяти заявителей, двое из которых на момент ареста были несовершеннолетними. При рассмотрении жалобы правительство Таджикистана не сотрудничало с Комитетом ООН. Аналогичные нарушения были признаны комитетом 30 октября 2008 г. в решении по жалобе «Хусейнов и Бутаев против Таджикистана» (Khuseynov and Butaev v. Tajikistan).

98. В относящейся к настоящему делу части посвященной Таджикистану главы Всемирного доклада за 2010 г. организации «Хьюман Райте Вотч» указано:

«Сотрудники правоохранительных органов применяют пытки регулярно, при этом власти Таджикистана продолжают препятствовать доступу правозащитных организаций к местам заключения.

...

Пытки

Пытки применяются сотрудниками правоохранительных органов, а также в рамках пенитенциарной системы, в обстановке практически полной безнаказанности. Они часто применяются для получения признательных показаний от подозреваемых, которые на первоначальной стадии содержания под стражей часто лишаются контакта с членами семьи и адвокатами. До настоящего времени власти Таджикистана отклоняли все ходатайства правозащитных организаций о посещении мест содержания под стражей, комнат проведения допросов, а также мест лишения свободы.

Определение пыток в Таджикистане не полностью соответствует рекомендациям, которые были даны указанной стране со стороны Комитета ООН против пыток в ноябре 2006 г. Незначительным признаком прогресса является то, что местные и международные правозащитные организации недавно завершили кампанию по документированию фактов пыток в Таджикистане в качестве части двухлетнего проекта, профинансированного Европейским Сообществом. В рамках указанного проекта, который осуществлялся в Таджикистане Бюро по правам человека и соблюдению законности, было установлено, что за прошедшие два года имело место более 90 фактов применения пыток».

Свобода вероисповедания

...

Продолжают поступать сообщения о том, что власти Таджикистана преследуют предположительных членов международной исламской организации «Хизб ут-Тахрир», деятельность которой запрещена в ряде стран региона, и которые приговариваются к длительным срокам лишения свободы на основании сомнительной доказательной базы».

99. В докладе Госдепартамента США о правах человека за 2009 г., опубликованном 11 марта 2010 г., представлена следующая информация в отношении Таджикистана:

«Показатели правительства относительно прав человека остаются низкими, и коррупция по-прежнему тормозит демократическую и социальную реформы. Были отмечены следующие проблемы в сфере прав человека: ... пытки и жестокое обращение с задержанными и другими лицами со стороны органов безопасности; безнаказанность органов безопасности; отказ в праве на справедливый суд; тяжелые и угрожающие жизни условия тюремного содержания; запрет на доступ международных наблюдателей в тюрьмы; ...

Законом запрещены [жестокое, негуманное или унизительное обращение или наказание], однако некоторые сотрудники службы безопасности применяли побои или другие формы насильственного принуждения для того, чтобы принудить к признаниям во время допроса, хотя эти действия не носили систематический характер. Чиновники не предоставили правозащитным организациям достаточный доступ к информации для того, чтобы расследовать заявления о применении пыток.

В Согдийской области четверо подозреваемых, арестованных по обвинению в убийстве, заявили, что следователи пытали их, пытаясь принудить сделать признание. Один из подозреваемых заявил, что следователь пригрозил «загубить» его дочь, если он не признается в совершении убийства. Тот же подозреваемый заявил, что он потерял ногти на пальцах ног в результате пыток в заключении. Суд отклонил заявление подозреваемого в применении пыток, его признали виновным в совершении убийства и других преступлений и приговорили к 30 годам лишения свободы. Несколько заключенных, содержавшихся в тюрьмах Душанбе, также заявили, что они подвергались побоям в то время, как находились в заключении. Статьи Уголовного кодекса страны не дают конкретного определения пыткам, и государственные правоохранительные органы не разработали эффективных методов расследования случаев обвинения в применении пыток. Эксперты признают, что в большинстве случаев распространенная практика пыток остается безнаказанной.

В постановлении по жалобе «Рахматов и другие против Таджикистана» (Rakhmatov et al. v. Tajikistan) от I апреля 2008 г. Комитет ООН по правам человека признал правительство ответственным за нарушение прав человека, включая право не подвергаться пыткам, в отношении пяти заявителей, двое из которых на момент ареста были несовершеннолетними. Комитет также заметил, что правительство не сотрудничало с Комитетом, а похожие замечания были сделаны в отношении решения суда, принятого в октябре 2008 г. (Хусейнов и Бутаев против Таджикистана (Khuseynov and Butaev v. Tajikistan)). Отказ в доступе к местам предварительного заключения воспрепятствовал попыткам определить, были ли внесены какие-либо улучшения с того времени.

...

Министерство юстиции по-прежнему отказывает представителям международного сообщества и гражданского общества в доступе к тюрьмам и местам предварительного заключения для того, чтобы проверить заявления о жестоком обращении и плохих условиях. Некоторые иностранные дипломатические миссии и НПО получили доступ для проведения программ поддержки или выполнения консульских функций, однако, их представители могли находиться только в административных и медицинских отделениях, и они сопровождались сотрудниками Министерства юстиции. Правительство не подписало соглашения с Международным комитетом Красного Креста (МККК), которое предоставляло бы ему свободный и беспрепятственный доступ к тюрьмам и местам заключения. Международные наблюдатели МККК не возвращались в страну после своего отъезда в 2007 г.

За прошедший год поступали жалобы от задержанных и заключенных на жестокие и угрожающие жизни условия содержания, в том числе, переполненность и плохие санитарные условия. Серьезной проблемой были голод и заболевания, однако, внешние наблюдатели не смогли достоверно оценить масштаб проблем из-за того, что органы власти не предоставили доступ в тюрьмы. Такие организации как Совет ООН по правам человека, сообщили, что уровень заражения туберкулезом и ВИЧ был весьма значительный и что качество медицинского обслуживания было очень низким.

...

Правительство очень редко проверяло права прокуратуры и милиции при проведении арестов. Система уголовного правосудия работала согласно Уголовно-процессуальному кодексу, основанному на советском законодательстве 1961 года. Поступали заявления о том, что некоторые прокуроры и суды выдвигали сомнительные уголовные обвинения, а также о том, что некоторые чиновники оказывали неподобающее давление на судей для того, чтобы подсудимый был признан виновным. В декабре правительство одобрило новый уголовно-процессуальный кодекс, который заменит существующий кодекс в апреле 2010 г.

...

Жертва насилия со стороны работников милиции может подать официальную жалобу в письменном виде их непосредственному начальнику или представителю по правам человека. Большинство жертв предпочитают молчание риску возмездия со стороны властей.

...

Прокуроры наделены полномочиями выдавать ордер на арест, и не существует никаких требований о том, что ордер на досудебное задержание должен получить судебное одобрение. При определенных обстоятельствах сотрудники милиции имеют право задержать подозреваемого без ордера, однако, прокурор должен быть уведомлен об этом в течение 24 часов с момента ареста. После выдачи ордера милиция может держать подозреваемого в течение 72 часов до того, как предъявить обвинение. Адвокаты защиты заявили, что прокуроры часто удерживают подозреваемых дольше и регистрируют факт ареста только после того, как подозреваемый готов признаться. При исключительных обстоятельствах срок досудебного задержания может достигать 15 месяцев.

...

Прокурор следит за досудебным расследованием и имеет право начать уголовное преследование. Каждый задержанный имеет право воспользоваться услугами адвоката, и правительство должно предоставить бесплатного адвоката тем, кто не может оплатить его услуги. На практике же правительство не всегда предоставляло бесплатных адвокатов и в большинстве случаев эти адвокаты работали неэффективно. Системы освобождения под залог не существует, однако, обвиняемые в уголовных преступлениях могут быть выпущены на свободу на определенных условиях и с соблюдением обязательства находиться в месте своего постоянного проживания в ожидании суда. Обычная продолжительность досудебного задержания составляла от двух до трех месяцев.

Согласно закону родственники могут навещать заключенного только после того, как ему будет выдвинуто обвинение. Были отмечены случаи, когда власти не давали адвокатам и родственникам доступа к задержанным.. Власти подолгу держали задержанных по обвинениям, связанным с национальной безопасностью, отрезанными от внешнего мира, не предъявляя им официального обвинения. В январе, после того, как родственники бывшего гражданина Таджикистана Мухаммади Салимзода пытались узнать о его местонахождении в течение пяти месяцев, Государственный комитет по национальной безопасности признал, что Салимзода все это время находился в государственном месте заключения. Салимзода был приговорен к 29 годам тюремного заключения за шпионаж и попытку свергнуть правительство. Однако он заявил, что сотрудники службы безопасности вынудили его признаться в совершении этих преступлений под физическим и психологическим давлением. Как правило, правительство имело причину для каждого совершенного ареста, хотя поступали заявления о том, что власти фальсифицировали обвинения или «раздували» небольшие инциденты для того, чтобы совершать политически мотивированные аресты. Некоторые сотрудники милиции и чиновники судебной власти регулярно получали взятки в обмен на вынесение мягкого приговора или освобождение.

...

Власти заявили, что политических заключенных нет и они не совершали политически мотивированных арестов. Оппозиционные партии и местные наблюдатели заявили, что правительство выборочно преследовало политических оппонентов. Точное количество политических заключенных неизвестно, однако бывшие лидеры оппозиции заявили, что в стране находятся сотни таких заключенных, включая бывших членов Объединенной таджикской оппозиции (ОТО).

В феврале Рустам Файзиев, заместитель председателя незарегистрированной партии Прогресса, скончался в тюрьме после четырех лет заключения за оскорбление и клевету на Президента Рахмона в неотправленном и неопубликованном письме от 2005 г. Правительство заявило, что его смерть наступила по естественным причинам. Мухаммадрузи Искандаров, глава Демократической партии Таджикистана и бывший председатель государственной компании Таджикгаз, удерживающей монополию над газовым сектором страны, по-прежнему остается в тюрьме после его незаконной экстрадиции из России и обвинения в коррупции в 2005 г. Бывший министр внутренних дел Лкуб Салимов оставался в тюрьме, отбывая свой 15-летний срок, назначенный за преступления против государства и государственную измену, в которых он был признан виновным в закрытом судебном разбирательстве в 2005 г.

100. В относящейся к данному делу части главы «Таджикистан» доклада «Состояние прав человека в современном мире» организации «Международная Амнистия», опубликованного в мае 2010 г., указано:

«Власти продолжают осуществлять жесткий контроль за вероисповеданием. Продолжают поступать сообщения о пытках и ином жестоком обращении со стороны сотрудников правоохранительных органов.

...

Пытки и жестокое обращение

Продолжают поступать сообщения о пытках и жестоком обращении со стороны правоохранительных органов, которые применяются, в частности, для получения признательных показаний в течение первых 72-х часов, максимально допустимого срока содержания подозреваемых под стражей без предъявления обвинения.

27 июня Хуршед Бобокалонов, специалист Таджикского онкологического центра, скончался после задержания сотрудниками милиции. Он шел по улице, был остановлен сотрудниками милиции, которые обвинили его в нахождении в нетрезвом состоянии. Он не согласился, после чего примерно 15 сотрудников милиции поместили его в служебный автомобиль. Министерство внутренних дел утверждало, что он скончался от сердечного приступа по дороге к отделению милиции. Его мать сообщила о травмах на лице и теле сына, 22 июля Министр внутренних дел сообщил о проведении расследования в связи с подозрением на «причинение смерти по неосторожности». Никакой информации о ходе расследования до конца года общественности предоставлено не было».

ПРАВО

I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 И СТАТЬИ 13 КОНВЕНЦИИ

101. Заявитель жаловался, что, в случае экстрадиции в Таджикистан, он столкнется с реальным риском подвергнуться жестокому обращению, что нарушает положения ст. 3 Конвенции, которая гласит:

«Никто не должен подвергаться пыткам или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию».

102. Заявитель также утверждал, что в соответствии со ст. 13 Конвенции он не имел эффективных средств правовой защиты в отношении своих заявлений о возможном жестоком обращении в Таджикистане. Ст. 13 Конвенции гласит:

«Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве».

А. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

103.  Власти Российской Федерации утверждали, что национальные органы, включая ФМС и суды, тщательно рассмотрели утверждения заявителя о том, что, в случае экстрадиции в Таджикистан, он может подвергнуться опасности жестокого обращения, и правильно отклонили их как необоснованные. Информация, полученная из «официальных источников», не подтвердила того, что власти Таджикистана преследуют своих граждан по политическим или религиозным мотивам или же подвергают граждан, в отношении которых возбуждены уголовные дела, бесчеловечному либо унижающему достоинство обращению. Суды также рассмотрели информацию, представленную различными общественными организациями. При этом, их доклады к числу официальных документов не относились и обязательными для судов не являлись. В любом случае, заявитель прибыл в Россию в 2007 г. на заработки. По прибытии он свой статус не легализовал и до его задержания в 2008 г. заявления на получение российского гражданства, убежища или временного убежища не подавал. Кроме того, он не уведомил власти о своих опасениях подвергнуться преследованию на территории Таджикистана, что подтверждается его объяснениями от 6 августа 2008 г., а также протоколом судебного заседания от 20 апреля 2009 г.

104.  Власти Российской Федерации далее отметили, что заявитель не обращался к властям по поводу обеспечения его присутствия на слушании дела 20 апреля 2009 г. В любом случае, его адвокат на заседании присутствовал, а прокурор - нет.

105.  Также власти Российской Федерации утверждали, что заявитель располагал несколькими эффективными средствами правовой защиты по его жалобам в рамках ст. 3  Конвенции. В частности, согласно ст. 462 ч. 6 УПК РФ, лицо, обжалующее постановление об экстрадиции, не может быть экстрадировано до тех пор, пока постановление не вступит в законную силу. Кроме того, согласно ст. 464 ч. 5 УПК РФ, лицо не подлежит экстрадиции в случае наличия вступившего в законную силу судебного решения о запрете экстрадиции. Наконец, ст. 12 Закона о беженцах предусматривала возможность предоставить лицу временное убежище, даже если оно или она не отвечают требованиям к статусу беженца.

2. Заявитель

106.  Заявитель сообщил: имелись достаточные основания полагать, что, в случае его экстрадиции в Таджикистан, он окажется в реальной опасности подвергнуться жестокому обращению, нарушающему ст. 3 Конвенции. На основании докладов различных общественных организаций, таких, как «Хьюман Раите Вотч» и «Международная амнистия», заявитель утверждал, что пытки в Таджикистане продолжают повсеместно применяться к заключенным с целью добиться от них признательных показаний, при этом власти уделяли особое внимание лицам, преследуемым за их предполагаемое членство в XT. Заявитель далее сослался на свой собственный опыт жестокого обращения от рук властей, а также на сообщения своих родственников о том, что им угрожали, а также, что его сообвиняемые подверглись после его побега особо жестокому обращению. По утверждению заявителя, после того, как городской суд предложил властям Таджикистана высказать свое мнение в отношении его обвинений, касающихся правоохранительной системы Таджикистана, опасность для заявителя подвергнуться жестокому обращению в ответ на его критику, а также на его побег, только возросла. Сославшись на Постановление Европейского Суда по делу Саади, заявитель также подтвердил, что заверения, предоставленные властями Таджикистана, достаточными для того, чтобы защитить его от предполагаемой опасности жестокого обращения, не являлись.

107.  Заявитель далее утверждал, что при рассмотрении его дела российские органы власти не учли его конкретные доводы в отношении его преследования по религиозным и политическим мотивам, а также относящиеся к делу доклады независимых общественных организаций и основывались исключительно на «официальных источниках информации». Выводы судов о том, что заявитель добровольно покинул Таджикистан, противоречили его последовательным показаниям о том, что он был вынужден бежать по причине преследования его по религиозным мотивам, а также жестокого обращения с ним в период его нахождения под стражей. Сославшись на иные находящиеся на рассмотрении Европейского Суда дела против России в отношении высылки PI экстрадиции, заявитель утверждал, что российские суды последовательно применяют один и тот же формалистический подход к разрешению жалоб такого рода, который показывает, что средства правовой защиты, о которых заявляют власти Российской Федерации, на практике являются неэффективными.

108.   Кроме того, он утверждал, что законодательство о беженцах не содержит однозначного запрета на экстрадицию лица, подавшего заявление о предоставлении убежища, что результат производства по предоставлению убежища был заранее предрешен в ходе производства по делу об экстрадиции, а также, что его отсутствие в заседании от 7 апреля 2009 г. лишило его возможности эффективно оспаривать отказ Московской ФМС в предоставлении ему убежища.

В. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость

109.   Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба по ст. 3 и ст. 13 Конвенции не является явно необоснованной в значении п. 3 ст. 35 Конвенции. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям, и, следовательно, она должна быть признана приемлемой.

2. Существо жалобы

(а) Статья 3 Конвенции

(i) Основные принципы

110.   Европейский Суд вновь повторяет, что Договаривающиеся государства по международному праву и с учетом своих обязательств по международным соглашениям, включая Конвенцию, имеют право контролировать въезд, проживание и выдворение иностранцев на своей территории (см. Постановление Европейского Суда от 28 мая 1985 г. по делу «Абдульазиз, Кабалес и Балкандали против Соединенного Королевства» (Abdalaziz, Cabales andBalkandali v. The United Kingdom), n. 67, Серия A № 94), а право на политическое убежище не находит прямой защиты ни в Конвенции, ни в Протоколах к ней (см. Постановление Европейского Суда по делу «Салах Ших против Нидерландов» (Salah Sheekh v. the Netherlands), п. 135, жалоба № 1948/04, ЕСПЧ 2007-1 (извлечения)). Однако выдача лица Договаривающимся государством может вызвать вопрос по ст. 3 Конвенции, и, следовательно, привлекает данное государство к ответственности согласно Конвенции, когда предъявлены веские основания для предположения, что, в случае выдачи, лицо, о котором идет речь, подвергнется реальному риску обращения, противоречащего ст. 3 Конвенции.

111.  В таком случае, ст. 3 Конвенции предполагает обязательство не высылать такое лицо в данную страну (см. Постановление Европейского Суда по делу «Саади против Италии» (Saadi v. Italy) [БП], п. 125, жалоба № 37201/06, ЕСПЧ 2008-...).Тем не менее, не возникает вопроса принятия решения или установления ответственности принимающей страны согласно общему международному праву, Конвенции или иному нормативному акту (см. Постановление Европейского Суда от 7 июля 1989 г. по делу «Серинг против Соединенного Королевства» (Soering v. the United Kingdom), п. 91, Серия A № 161).

112.  Оценка наличия веских оснований для предположения, что, в случае выдачи, заявитель подвергнется реальному риску обращения, противоречащего ст. 3 Конвенции, неизбежно требует оценки Европейским Судом условий в принимающей стране по отношению к стандартам, установленным соответствующим положением Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу «Маматкулов и Аскаров против Турции» (Mamatkulov andAskarov v. Turkey) [БП], жалобы №№46827/99 и 46951/99, п. 67, ЕСПЧ 2005-1). Данные стандарты предполагают, что жестокое обращение, которому, по словам заявителя, он подвергнется в случае возвращения в страну, должно достигать минимального уровня жестокости, чтобы данный факт подпадал под область действия ст. 3 Конвенции. Оценка данного факта относительна и зависит ото всех обстоятельств дела (см. Постановление Европейского Суда по делу «Хилялъ против Соединенного Королевства» (Hilal v. the United Kingdom), п. 60, жалоба № 45276/99, ЕСПЧ 2001-II).

113.  При определении того, было ли продемонстрировано, что заявитель в случае его экстрадиции столкнется с серьезным риском пострадать от обращения, запрещенного ст. 3 Конвенции, Европейский Суд рассмотрит данный вопрос в свете всех материалов, представленных Суду, или, при необходимости, полученных proprio motu2 (см. упоминаемое выше Постановление Европейского Суда по делу «Саади против Италии», п. 128) Поскольку характер ответственности Договаривающихся государств пост.З Конвенции в делах подобного рода состоит в подвергании лица риску жестокого обращения, существование такого риска должно быть оценено приоритетно с учетом тех фактов, которые известны или должны быть известны Договаривающемуся государству на время выдачи (см. Постановление Европейского Суда от 30 октября 1991 г. по делу по собственной инициативе. «Вилварджа и другие против Соединенного Королевства» (Vilvarajah and Others v. the United Kingdom), п. 107, Серия A №215).

114.  Принципиальной обязанностью заявителя является предоставление доказательств, способных указать на наличие веских оснований для предположения, что в случае применения оспариваемой меры он подвергнется реальному риску обращения, противоречащего ст. 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 26 июля 2005 г. по делу «Н. против Финляндии» (N. v. Finland), п. 167, жалоба № 38885/02). Когда такие доказательства представлены, обязанностью властей является развеять какие-либо сомнения по данному поводу (см. Постановление Европейского Суда от 19 июня 2008 г. по делу «Рябикин против Российской Федерации» (Ryabikin v. Russia), п. 112, жалоба №8320/04).

115.  Что касается общей ситуации в конкретной стране, то Европейский Суд по нескольким случаям уже принимал решения, что может придать определенную важность информации, содержащейся в последних отчетах независимых международных правозащитных ассоциаций, таких как «Международная амнистия», или правительственных источников, в том числе Государственного департамента США (см. упоминаемое выше Постановление Европейского Суда по делу «Саади против Италии», п. 131 с последующими ссылками). В то же время, одна лишь возможность жестокого обращения ввиду нестабильной ситуации в принимающей стране сама по себе не вызывает нарушение ст. 3 Конвенции (там же).

116.  Тогда как доступные Европейскому Суду источники описывают общую ситуацию, специфические утверждения заявителя в частном случае требуют подкрепления другими доказательствами (см. упоминаемое выше Постановление Европейского Суда по делу «Маматкулов и Аскаров против Турции», п. 73).

(ii) Применение вышеуказанных принципов в данном деле

117.  Власти Российской Федерации утверждали, что «официальные источники» не подтвердили сообщений заявителя о том, что в случае экстрадиции в Таджикистан для него возникнет реальная опасность подвергнуться жестокому обращению и пыткам. Сославшись на различные доклады международных и местных общественных организаций и собственный опыт, заявитель довод властей Российской Федерации оспаривал.

118.  Европейский Суд напоминает, что в делах, по которым заявитель представляет обоснованные доводы, которые могут дать повод усомниться в точности информации, используемой государством-ответчиком, Европейскому Суду необходимо доказать, что оценка властей государства-ответчика является надлежащей и в достаточной  степени подтверждается как внутригосударственными материалами, так и материалами, исходящими от иных надежных и объективных источников, например, от иных государств, как являющихся участниками Конвенции, так и не являющихся таковыми, от органов ООН, а также от заслуживающих доверия общественных организаций (см. упоминаемое выше Постановление Европейского Суда по делу «Солах Ших против Нидерландов», п. 136, и Постановление Европейского Суда от 24 апреля 2008 г. по делу «Исмоилов и другие против Российской Федерации» (Ismoilov and Others v. Russia), п. 120, жалоба № 2947/06).

119.  Европейский Суд в первую очередь оценит тот факт, получила ли жалоба заявителя какой-либо ответ на внутригосударственном уровне (см. Постановление Европейского Суда от 11 декабря 2008 г. по делу «Муминов против Российской Федерации» (Muminov v. Russia), п. 86, жалоба № 42502/06).

(а) Производство на внутригосударственном уровне.

120.  Учитывая находящиеся в его распоряжении материалы, Европейский Суд отмечает, что заявитель жаловался на опасность подвергнуться жестокому обращению, нарушающему ст. 3 Конвенции, в ходе производства и по предоставлению убежища, и по экстрадиции, при этом по обоим производствам национальные власти обратили на его доводы внимание. Таким образом, при оценке, получили ли жалобы заявителя надлежащий ответ, Европейский Суд должен будет учесть оба вышеуказанных производства.

121.  Ссылаясь на пояснения заявителя от 6 августа 2008 г., а также на протокол заседания от 20 апреля 2009 г., власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не сообщил органам власти о своем опасении подвергнуться преследованию на территории Таджикистана. В данной связи Европейский Суд отмечает, что содержащаяся в письменных объяснениях информация, действительно, особо подробной не являлась. При этом, 19 декабря 2008 г. адвокат заявителя уведомил Генеральную прокуратуру Российской Федерации о том, что заявитель оспаривал в судах отказ в предоставлении ему убежища и просил принять данный факт во внимание при рассмотрении вопроса об экстрадиции (см. выше п. 23). Кроме того, согласно спорному протоколу заседания от 20 апреля 2009 г. и вопреки утверждениям властей Российской Федерации, заявитель представил городскому суду подробную информацию в отношении опасности подвергнуться обращению, нарушающему ст. 3 Конвенции (см. выше п. 29).

122.  Учитывая показания заявителя в судебных заседаниях по экстрадиции, а также в производстве по предоставлению убежища, Европейский Суд считает доказанным, что заявитель постоянно поднимал перед российскими властями вопрос наличия опасности подвергауться обращению, нарушающему ст. 3 Конвенции, при этом приведя ряд конкретных и подробных доводов. В частности, он сослался на предположительное предшествующее перенесенное им жестокое обращение, систематическую практику жестокого обращения с заключенными в Таджикистане, а также на тот факт, что власти преследовали его по религиозным мотивам. Заявитель обосновал свои утверждения ссылками на доклады международных организаций по ситуации с правами человека в Таджикистане, в частности - в отношении существования опасности для лиц, находящихся под стражей, а также преследуемых за их религиозные убеждения (см. выше п.п. 26, 29, 36, 39-43, 46, 48 и 51). При этом Европейский Суд не считает доказанным, что российские органы власти дали надлежащую оценку опасности применения пыток либо жестокого обращения в случае экстрадиции заявителя в Таджикистан.

123.  В отношении производства по делу об экстрадиции Европейский Суд не имеет возможности не отметить, что российские органы власти, принимавшие участие в процессе принятия решения, фактически игнорировали доводы заявителя о том, что в стране его гражданства для него возникнет опасность обращения, запрещенного ст. 3 Конвенции. В частности, они не оценили его утверждений о фактах предшествующего жестокого обращения в период нахождения его в заключении на территории Таджикистана, а также его довод о том, что для него возникала особая опасность подвергнуться пыткам как для лица, обвиняемого в активном участии в запрещенной религиозной организации (см. выше пп. 37 и 41). Кроме того, власти совершенно не учли утверждение заявителя о том, что он бежал из заключения в связи с тем, что его избивали (см. там же).

124.  Европейский Суд находит особенно поразительным утверждение городского суда о том, что заявитель «на территории Республики Таджикистан по политическим или иным мотивам не преследовался и не преследуется» (см. выше п. 37), тогда как в копии соответствующего судебного заседания явно содержится информация, свидетельствующая об обратном (см. выше п. 29).

125.  Кроме того, ни городской суд, ни Верховный суд никаким образом не учли массив относящейся к делу информации, подготовленный независимыми общественными организациями, на который ссылался заявитель и который был указанными судами приобщен к материалам дела (см. выше пп. 29, 37 и 42). Имеются основания полагать, что суды решили полагаться исключительно на ограниченную по объему информацию, содержащуюся в письме МИД РФ (см. там же).

126.  По мнению Европейского Суда, производство по делу о предоставлении убежища характеризовалось теми же недостатками, которые были перечислены выше (см. выше пп. 47-48). В частности, в своем решении от 10 сентября 2009 г. Замоскворецкий районный суд в явной форме отказался рассматривать информацию из негосударственных источников, а также оценивать вопрос опасности для заявителя подвергнуться обращению, противоречащему ст. 3 Конвенции (см. выше п. 50). Тот же суд утверждал, что заявитель «опасался лишь уголовного преследования», что противоречит доводам заявителя, приведенным ранее в том же решении, о том, что он опасался возвращения в Таджикистан ввиду опасности подвергнуться пыткам (см. там же). Вышеизложенное верно также и в отношении решения кассационной инстанции от 28 января 2010 г. (см. выше п. 53).

127.  В целом, по причинам, указанным выше в пп. 123-126, Европейский Суд считает, что российские органы власти не дали надлежащей оценки опасности для заявителя подвергнуться пыткам или жестокому обращению в случае его экстрадиции в Таджикистан.

(b) Оценка степени риска Европейским Судом

128.  Европейский Суд далее переходит к выяснению, существовала ли реальная опасность того, что в случае экстрадиции в Таджикистан для заявителя возникнет реальная опасность подвергнуться обращению, запрещенному ст. 3 Конвенции. В соответствии со своей прецедентной практикой и учитывая, что заявитель еще не был экстрадирован, согласно указанию о применении предварительной обеспечительной меры в рамках правила 39 Регламента Европейского Суда, датой для оценки существования опасности является дата рассмотрения дела Европейским Судом.

129.  По сообщению властей Российской Федерации, утверждение заявителя о наличии опасности жестокого обращения или пыток «официальными источниками» подтверждено не было. Если считать, что власти Российской Федерации имели в виду письмо МИД РФ, использовавшееся в ходе производства по экстрадиции, то Европейский Суд напоминает, что по делам в отношении высылки или экстрадиции иностранцев он вправе сравнить материалы, представленные властями Российской Федерации, с информацией, полученной из других надежных и объективных источников (см. упоминаемые выше Постановления Европейского Суда по делам «Солах Ших против Нидерландов», п. 136, и «Саади против Италии», п. 131).

130.  В данной связи Европейский Суд отмечает, что ряд объективных источников свидетельствуют о том, что ситуация в. Таджикистане является тревожной. В частности, Комитет ООН против пыток, Министерство иностранных дел США, организации «Международная амнистия» и «Хьюман Райте Вотч» описывают сформировавшуюся практику применения к находящимся под стражей в милиции лицам пыток как «систематическую», «широко распространенную» и «повсеместную» (см. выше пп. 93, 94, 98). Комитет также подчеркнул, что содержание под стражей лица часто не отражается документально, доступ к адвокату или медицинская помощь после ареста не предоставляются, а также часто применяются методы допроса, запрещенные Конвенцией против пыток (см. п. 93 выше).

131.  «Хьюман Райтc Вотч» упоминает факты содержания под стражей без связи с внешним миром (см. выше п. 95), МИД США особо отмечает, что власти Таджикистана содержат обвиняемых в связанных с государственной безопасностью преступлениях заключенных без связи с внешним миром в течение длительных периодов времени (см. выше п. 99). Европейский Суд также отмечает, что ряд независимых наблюдателей отметили: безнаказанность государственных служащих по фактам неограниченного применения пыток является обьтденным делом (см. выше пп. 96, 98 и 99).

132.  В отношении конкретной ситуации заявителя Европейский Суд отмечает, что он разыскивался властями Таджикистана в связи с его предполагаемым активным участием в «Хизб ут-Тахрир», религиозной организации, деятельность которой была запрещена Верховным судом Таджикистана в связи с экстремисткой деятельностью. Подробный список предъявленных заявителю обвинений включал, помимо разжигания религиозной ненависти и участия в преступной организации, попытки свержения конституционного строя, что, несомненно, относится к категории преступлений против безопасности государства.

133.  Европейский Суд далее отмечает, что, согласно «Хъюман Райте Вотч», преследование властями нетрадиционных религиозных групп, а также объединений мусульман, независимых от контролируемых государством религиозных организаций, в 2007 г. усилилось (см. выше п. 95), и имеются основания полагать, что указанная тенденция, особенно - в отношении предполагаемых участников «Хизб ут-Тахрир», продолжалась и после 2008 г., и на протяжении 2010 г. (см. выше пп. 97 и 98).

134.  Помимо прочего, было отмечено, что правоохранительные органы продолжали задерживать лиц только потому, что они обвинялись в хранении листовок «Хизб ут-Тахрир», и приговаривать их к длительным срокам лишения свободы на основании сомнительных доказательств (см. выше пп. 95, 97 и 98). На данном фоне для Европейского Суда имеет особую важность тот факт, что власти Таджикистана последовательно отказывались допустить независимых наблюдателей в места содержания под стражей (см. пп. 93, 95 и 99 выше и также, для сравнения, Постановление Европейского Суда по делу «Абдолъхани и Каримния против Турции» (Abdolkhani andKarimnia v. Turkey), п. 81, жалоба № 30471/08, ЕСПЧ 2009-,.. (извлечения)). Следует также отметить, что в вынесенных недавно постановлениях по жалобам против Российской Федерации Европейский Суд уже устанавливал, что существуют убедительные основания поверить в существование сложившейся практики преследования членов «Хизб ут-Тахрир» или поддерживающих ее лиц, при том, что ее основные цели представляются и религиозными, и политическими (см. Постановление Европейского Суда от 12 мая 2010 г. по делу «Ходжаев против Российской Федерации» (Khodzhayev v. Russia), п. 101, жалоба №» 52466/08).

135.  В отношении довода заявителя о том, что он уже перенес жестокое обращение со стороны сотрудников правоохранительных органов Таджикистана, Европейский Суд отмечает, что заявитель конкретных доказательств, например, таких, как показания его родственников, не представил. Тем не менее, Европейский Суд считает, что изложение заявителем фактов по делу является последовательным и подробным (см. Постановление Европейского Суда от 10 июня 2010 г. по делу «Гараев против Азербайджана» (Garayev v. Azerbaijan), п. 72, жалоба № 53688/08). В данной связи Европейский Суд находит любопытным, что в решении от 25 мая 2006 г., принятом властями Таджикистана, в явной форме было указано, что заявитель бежал с «дачного участка» Министерства безопасности, что, по мнению Европейского Суда, дополнительно свидетельствует в пользу достоверности изложения заявителем событий после его задержания в Таджикистане в 2006 г. (см. выше п. 14).

136.  Учитывая обстановку безнаказанности в отношении сотрудников правоохранительных органов, применяющих пытки (см. выше пп. 93, 95, 98 и 99), а также тот факт, что в случае экстрадиции заявитель, скорее всего, будет до суда содержаться в том же следственном изоляторе, Европейский Суд считает, что утверждение заявителя о том, что для него может возникнуть повышенная опасность подвергнуться запрещенному ст. 3 Конвенции обращению в качестве мести за его побег из-под стражи, невозможно признать не имеющим под собой никаких оснований. В данной связи Европейский Суд учитывает сообщение заявителя о том, что к его родственникам обращались сотрудники правоохранительных органов, которые угрожали отомстить и родственникам, и самому заявителю (см. выше пп. 13, 29 и 106, а также упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Исмоилов и другие против Российской Федерации», п. 124).

137.  Кроме того, для Европейского Суда имеет значение тот факт, что УВКБ ООН, опросив заявителя и тщательно рассмотрев его дело, установило, что он не имел возможности вернуться в Таджикистан, поскольку являлся лицом, преследуемым за его предполагаемые политические убеждения, а также, что он имел право на получение международной защиты согласно мандату УВКБ ООН (см. выше п. 55).

138.  В заключение, поскольку органы власти Российской Федерации полагались на дипломатические заверения Генеральной прокуратуры Таджикистана, Европейский Суд отмечает, что дипломатические гарантии сами по себе не являются достаточными для обеспечения надлежащей защиты от риска жестокого обращения в ситуации, когда надежные источники сообщают о распространенной, применяемой властями или допускаемой ими практике, которая явно противоречит принципам Конвенции (см. упоминаемое выше Постановление Европейского Суда по делу «Саади против Италии», пп. 147-148).

139.  С учетом вышеизложенного Европейский Суд считает, что были изложены достаточные основания для того, чтобы полагать, что в случае выдачи заявителя властям Таджикистана, для него возникнет реальная угроза подвергнуться обращению, запрещенному ст. 3 Конвенции.

140.  Таким образом, Европейский Суд установил, что приведение в исполнение решения о выдаче заявителя нарушит ст. 3 Конвенции.

(b) Статья 13 Конвенции

141.  Заявитель утверждал, что в нарушение ст. 13 Конвенции он не имел в своем распоряжении эффективных средств правовой защиты в отношении своих жалоб по ст. 3 Конвенции.

142.  Власти Российской Федерации оспорили утверждения заявителя.

143.  Принимая во внимание доводы заявителя, Европейский Суд считает, что основным содержанием его жалобы в рамках ст. 13 Конвенции, которую Европейский Суд считает «небезосновательной» (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Муминов против Российской Федерации», п. 99), является предположительное непроведение российскими властями тщательной проверки наличия для заявителя опасности подвергнуться жестокому обращению в случае его экстрадиции в Таджикистан (см. выше пп. 106-108, а также, в особенности, п. 107).

144.  В данной связи Европейский Суд отмечает, что уже рассмотрел данное утверждение в контексте ст. 3 Конвенции. Учитывая свои выводы в вышеприведенных пп. 123-127, Европейский Суд считает, что необходимости в отдельном рассмотрении данной жалобы по существу не имеется (см., mutatis mutandis1, Постановление Европейского Суда по делу «Макарацис против Греции» (Makaratzis v. Greece) [БП], пп.84-86, жалоба № 50385/99, ЕСПЧ 2004-XI).

II. ПРЕДПОЛАГАЕМЫЕ НАРУШЕНИЯ СТАТЬИ 5 КОНВЕНЦИИ

145.  Заявитель в рамках п. 1 (f) ст. 5 Конвенции жаловался на то, что его содержание являлось незаконным, поскольку после 16 ноября 2006 г. оно не продлевалось, а в соответствующих судебных решениях не устанавливались ограничения по сроку вышеуказанного заключения. Он также утверждал, что применимые правовые нормы являлись нечеткими и неточными, в результате чего они не отвечали требованиям «качества закона», предусмотренным ст. 5 Конвенции. Он также в рамках п. 4 ст. 5 Конвенции утверждал, что был лишен права судебной проверки законности своего содержания под стражей, ссылаясь на отказы судов рассматривать его жалобы на содержание под стражей и ходатайства об освобождении.

146.  Ст. 5 Конвенции, в части, имеющей отношение к настоящему делу, предусматривает следующее:

«1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом.

...

(f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого предпринимаются меры по его высылке или выдаче.
...

4. Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным».

А. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

147. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не использовал все доступные ему внутригосударственные средства правовой защиты в отношении своих жалоб по ст. 5 Конвенции. В частности, он не обжаловал решения о заключении его под стражу от 7 августа и от 16 сентября 2008 г. в кассационной или надзорной инстанции, согласно ст. 108 ч. 11 и ст. 109 ч.

8 УПК РФ с учетом необходимых изменений то, что был уведомлен о сроках и процедуре вышеуказанного обжалования. Заявитель аналогично не обжаловал отказ от 27 января 2009 г. рассмотреть его ходатайство об освобождении и не устранил недостатков, указанных в решении от 27 января 2009 г.. Принимая во внимание, что в соответствии со ст. 466 УПК РФ прокурор обязан был ходатайствовать перед судом об оставлении заявителя под стражей, заявитель также был вправе обжаловать бездействие прокуратуры в рамках ст. 124 и 125 УПК РФ. При том, что городской суд действительно проигнорировал ходатайство заявителя об освобождении, поданное 20 апреля 2009 г., заявитель в своей кассационной жалобе данный факт не обжаловал. Кроме того, заявитель не обжаловал в надзорном порядке на рассмотрение Верховным судом его письменного ходатайства об освобождении, поданного 8 июня 2009 г. Также заявитель мог обжаловать в суды содержание его под стражей в рамках ст. 17 Закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» либо обжаловать действия или бездействие администрации следственного изолятора в рамках гл. 25 УПК РФ.

148.  В качестве альтернативного довода, Власти Российской Федерации утверждали, что последнее решение в отношении содержания заявителя под стражей было принято 16 сентября 2008 г., таким образом, заявитель пропустил шестимесячньш срок в отношении своей жалобы в рамках п. 1 ст. 5 Конвенции.

149.  Власти Российской Федерации далее сообщили, что российские власти были обязаны содержать заявителя под стражей ввиду того, что Страсбургский суд применил правило 39 Регламента Европейского Суда и указал им приостановить экстрадицию заявителя. Сославшись на дело Чахала (см. Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу «Чахал против Соединенного Королевства» (Chahal v. the United Kingdom), Сборник постановлений и решений Европейского Суда по правам человека 1996-V), они подчеркнули, что п. 1 (f) ст. 5 Конвенции предусматривает уровень защиты, который отличается от предусмотренного в п. 1 (а)-(е) и требует только наличия неоконченного производства по экстрадиции. Таким образом, в контексте указанной нормы было не важно, имелись ли достаточные основания содержать указанное лицо под стражей. Следовательно, содержание заявителя под стражей начиная с 5 августа 2008 г. являлось в значении вышеуказанной нормы «законным».

150.  Они также утверждали, что применимые национальные нормы права являлись в достаточной степени четкими и предсказуемыми и позволяли заявителю оценить вероятную продолжительность его содержания под стражей. В данной связи они сослались на ст. 108 и ст. 109 УПК РФ, Определение Конституционного суда от 4 апреля 2006 г., а также на Постановление Верховного суда от 29 октября 2009 г., которые, по их мнению, давали исчерпывающее толкование применения указанных норм процесса экстрадиции. Соответственно, отсутствие сроков в решениях о содержании под стражей от 7 августа и 16 сентября 2008 г. соответствовало требованиям п. 1 (f) ст. 5 Конвенции. Кроме того, власти Российской Федерации утверждали, что Генеральная прокуратура проявила при осуществлении процедуры экстрадиции должную степень добросовестности.

2. Заявитель

151.  Заявитель утверждал, что, если срок содержания его под стражей рассчитывать в соответствии со ст. 109 УПК РФ, то период содержания его под стражей, санкционированный решением от 16 сентября 2008 г., истекал бы 16 ноября 2008 г., то есть два месяца спустя. Соответственно, обратившись с жалобой в Европейский Суд 15 мая 2009 г., он требование о соблюдении шестимесячного срока исполнил.

152.  Он также утверждал, что исчерпал внутригосударственные средства правовой защиты. В частности, он утверждал, что не обязан был прибегать к процедуре обжалования в порядке надзора, поскольку такое средство правовой защиты являлось неэффективным.

153.  Кроме того, он утверждал, что, вопреки сообщению властей Российской Федерации, он последовательно пытался добиться судебного рассмотрения обстоятельств его содержания под стражей, однако, его жалобы оставлялись без рассмотрения - сначала - Бабушкинским районным судом, который подменил его жалобу гражданским иском, затем - городским судом и Верховным судом, которые проигнорировали его устные и письменные обращения. Попытки заявителя поставить вопрос перед Нагатинским и Симоновским районными судами также привели к отказу в рассмотрении его жалоб. Более того, Симоновский районный суд ответил на жалобу заявителя письмом, тем самым лишив его возможность обжалования в рамках обычной процедуры. Попытки адвоката заявителя обжаловать содержание его под стражей в прокуратуру также ни к каким результатам не привели, что свидетельствует о неэффективности также и данного средства правовой защиты.

154.  Заявитель подчеркнул, что основным содержанием его жалобы в рамках п. 1 (f) ст. 5 Конвенции являлась не незаконность первоначальных решений о содержании его под стражей, а тот факт, что власти не продлили двухмесячный срок содержания заявителя под стражей после истечения 16 ноября 2008 г. срока решения о содержании заявителя под стражей от 16 сентября 2008 г., что явилось нарушением внутригосударственного законодательства.

155.   По утверждению заявителя, отсутствие сроков содержания его под стражей в решении о содержании его под стражей от 7 августа 2008  г. поставило его в неопределенное положение в отношении срока его заключения. Более того, решение от 16 сентября 2008 г. должно было быть направлено на продление срока содержания заявителя под стражей, поскольку он уже находился в заключении. Тем не менее, оно было сформулировано в качестве первоначального решения о заключении его под стражу, и в нем вновь не был установлен срок, что позволило властям содержать его под стражей в течение неограниченного периода времени.

156.  Заявитель далее утверждал, что нормы российского права в отношении содержания под стражей до экстрадиции являлись нечеткими и непредсказуемыми. В частности, в ответе Генеральной прокуратуры Российской Федерации Уполномоченному признается отсутствие единого судебного подхода к вопросу содержания под стражей лиц, ожидающих экстрадиции, и явно демонстрируется, что российское законодательство предусмотренному Конвенцией требованию «качества закона» не соответствует. Неопределенность законодательства была дополнительно продемонстрирована заявлением Генеральной прокуратуры о том, что срок максимального содержания под стражей - восемнадцать месяцев, установленный ст. 109 УПК РФ, применялся исключительно к лицам, содержащимся под стражей до окончания проведения проверки по экстрадиции, а не к тем лицам, в отношении которых Генеральная прокуратура уже приняла постановление об экстрадиции. К тому же, при том, что власти Российской Федерации настаивали, что ст. 13 УПК РФ в отношении мер пресечения подлежала применению к сроку содержания под стражей до экстрадиции, они не учли тот факт, что его содержание под стражей нарушало соответствующие нормы. Неудовлетворительное качество законодательства сделало для заявителя невозможной оценку вероятного срока своего содержания под стражей, который в любом случае не мог превышать максимального срока в 18 месяцев, закрепленного в ст. 109 УПК РФ.

157.  Он также заявил, что Генеральная прокуратура закончила проверку по вопросу его экстрадиции 30 декабря 2008 г., 8 января 2009  г. указанное решение вступило в законную силу, производство по экстрадиции в его отношении было прекращено. После этого никаких действий в отношении его экстрадиции предпринято не было, и, таким образом, дальнейшее нахождение его под стражей являлось нарушением п. 1 (f) ст. 5 Конвенции. По утверждению заявителя, тот факт, что он оспорил постановление об экстрадиции в судебных инстанциях, не предопределяет необходимость его дальнейшего содержания под стражей и не освобождает власти от их обязательства санкционировать содержание под стражей в соответствии с законодательством. К тому же, Закон о беженцах не содержит требования содержать обращающихся за убежищем под стражей, а утверждение властей Российской Федерации о том, что власти обязаны были содержать его под стражей потому, что Страсбургский суд применил правило 39 Регламента Европейского Суда, являлось неверным.

158.  На основании Постановлений Европейского Суда по делам «Исмоилов и другие против Российской Федерации» (Ismoilov and Others v. Russia), а также «Насруллоев против Российской Федерации» (Nasrulloev v. Russia) заявитель утверждал, что ссылка властей Российской Федерации на ст, 108 и ст. 109 УПК являлась неверной. В частности, из текста вышеуказанных норм являлось очевидным, что возможность оспаривания продления срока содержания под стражей имелась только в том случае, если существовало само решение о продлении срока. Тем не менее, такого решения по его делу не принималось. Ст. 124 УПК РФ предусматривает возможность подачи жалобы прокурору или в следственный орган, однако, доступа к судебной проверке содержания под стражей, как того требует п. 4 ст. 5 Конвенции, не обеспечивает. Ст. 125 УПК РФ содержит исчерпывающий перечень решений, которые вправе вынести суд при рассмотрении жалобы. Однако признаков того, что суд вправе обязать следственный орган освободить заключенного, не имеется. Напротив, согласно Постановлению Верховного суда от 10 февраля 2009 г., при том, что суд, рассматривающий жалобу в порядке ст. 125 УПК РФ, вправе обязать сотрудника правоохранительного органа, чьи действия суд признает незаконными, устранить допущенные нарушения, отметить признанные незаконными решения суд не вправе.

159.  В отношении ст. 17 Закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», несмотря на то, что указанная норма упоминает право заключенного обжаловать содержание его под стражей в судебном порядке, соответствующей процедуры она не предусматривает. Согласно Постановлению Верховного суда № 2 (см. выше раздел «Применимое национальное законодательство»), заявитель не имеет возможности обжаловать свое содержание под стражей, согласно гл. 25 Гражданского кодекса.

160.  Кроме того, заявитель утверждал, что он неоднократно пытался добиться проверки содержания его под стражей, но никаких значимых результатов его попытки не принесли.

В. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость

161.  Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не исчерпал внутригосударственные средства правовой защиты, а также нарушил установленный в отношении его жалобы в рамках ст. 5 Конвенции шестимесячный срок.

162.  Европейский Суд считает, что вопросы исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты, а также соблюдения шестимесячного срока тесно связаны с существом жалобы заявителя в рамках ст. 5 Конвенции. Таким образом, Европейский Суд признает необходимым присоединить оценку возражения властей Российской Федерации к рассмотрению дела по существу.

163.  Суд также отмечает, что жалобы заявителя по пп. 1 и 4 ст. 5 Конвенции не являются явно необоснованными в значении п. 3 ст. 35 Конвенции. Он также отмечает, что они не являются неприемлемыми на любых других основаниях. Поэтому они должны быть признаны приемлемыми.

2. Существо жалобы

(а) Пункт 4 статьи 5 Конвенции

164.  Европейский Суд, прежде всего, рассмотрит жалобы заявителя по п. 4 ст. 5 Конвенции.

165.  Европейский Суд напоминает, что целью п. 4 ст. 5 Конвенции является обеспечение задержанным и содержащимся под стражей лицам права на судебное рассмотрение законности меры, которой они были подвергнуты (см., mutatis mutandis4, Постановление Европейского Суда от 18 июня 1971 г. по делу «Де Вильде, Оомс и Версии против Бельгии» (De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium), n. 76, Серия A № 12). Средство правовой защиты должно быть доступно во время содержания лица под стражей, чтобы такое лицо имело возможность безотлагательной судебной проверки законности такого содержания под стражей. По результатам проверки в соответствующих случаях должна существовать возможность освобождения лица. Существование средства правовой защиты, предусмотренного п. 4 ст. 5 Конвенции, должно быть в достаточной степени определенным, в ином случае оно не будет отвечать требованиям доступности и эффективности, необходимым в рамках данной нормы (см. Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2004 г. по делу «Талат Тепе против Турции» (Talat Тере v. Turkey), п. 72, жалоба  31247/96).

166.   Власти Российской Федерации без дополнительных подробностей утверждали, что заявитель не обжаловал в надзорном порядке решения о содержании его под стражей от 7 августа и от

16  сентября 2008 г., а также нерассмотрение Верховным судом его письменного ходатайства об освобождении, поданного 8 июня 2009 г. В данной связи Европейский Суд напоминает, что, согласно его устоявшейся прецедентной практике, обжалование в порядке надзора не является средством правовой защиты, которое должно быть исчерпано в контексте п. 1 ст.35 Конвенции (см. Решение Европейского Суда от 29 января 2004 г. по делу «Бердзенишвили против Российской Федерации» (Berdzenishvili v. Russia), жалоба № 31697/03, Постановление Европейского Суда от 26 июня 2008 г. по делу «Шулепов против Российской Федерации» (Shulepov v. Russia), п. 23, жалоба № 15435/03, и, в контексте ст. 5 Конвенции, Постановление Европейского Суда от 26 ноября 2009 г. по делу «Назаров против Российской Федерации» (Nazarov v. Russia), п. 94, жалоба № 13591/05). Принимая во внимание, что власти Российской Федерации не уточнили, каким образом указанное средство правовой защиты могло бы обеспечить заявителю надлежащее устранение или компенсацию предполагаемого нарушения ст. 5 Конвенции, Европейский Суд считает, что власти Российской Федерации свое утверждение об эффективности средства правовой защиты не доказали (см., среди прочих источников, Постановление Европейского Суда от 17   февраля 2004 г. по делу «Кранц против Польши» (Kranz v. Poland), п. 23, жалоба №6214/02, Решение Европейского Суда от 4 марта 2003 г. по делу «Скавинска против Польши» (Skawinska v. Poland), жалоба № 42096/98, и упоминаемое выше Постановление Европейского Суда по делу «Назаров против Российской Федерации», там же).

167.   В отношении доводов властей Российской Федерации о том, что заявитель не обжаловал в кассационном порядке отказ от 21 января 2009 г. в рассмотрении его жалобы, Европейский Суд выражает удивление тем, что Бабушкинский районный суд посчитал жалобу, которая была явно сформулирована как требование об освобождении из-под стражи, а также содержала точные и многочисленные ссылки на Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (см. выше п. 58), гражданским иском и предложил заявителю устранить недостатки для того, чтобы подать гражданский иск, подача которого явно в цели заявителя не входила. В любом случае власти Российской Федерации не доказали, каким образом кассационная жалоба на вышеуказанное решение могла обеспечить заявителю возможность судебной проверки факта содержания его под стражей или обеспечить ему надлежащее устранение либо компенсацию предполагаемого нарушения ст. Конвенции. Вышеизложенное также является верным и в отношении аргумента о том, что заявитель не обжаловал в кассационном порядке на рассмотрение городским судом его устного ходатайства об освобождении из-под стражи, заявленного в ходе производства по делу об экстрадиции (см. выше п. 38).

168.  Власти Российской Федерации далее утверждали, что заявитель имел возможность обжаловать свое содержание под стражей в суды в порядке ст. 17 Закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», однако, данное утверждение они не пояснили. В любом случае, Европейский Суд ранее признал, что Закон «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» вытекает из Уголовно-процессуального кодекса и относится к лицам, подозреваемым или обвиняемым в совершении преступлений на территории Российской Федерации, при этом, никаких признаков того, что данный закон в соответствующий период времени применялся к лицам, содержащимся до их экстрадиции, не имеется. Таким образом, Европейский Суд не убежден в том, что средства правовой защиты, о которых было заявлено властями Российской Федерации, имели какое-либо отношение к рассматриваемым нарушениям (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Муминов против Российской Федерации», п. 115).

169.  Власти Российской Федерации также утверждали, что заявитель имел возможность обжаловать неуказанные действия или бездействие руководства следственного изолятора в соответствии с гл. 25 УПК РФ. И вновь власти Российской Федерации не указали, какие именно предполагаемые действия или бездействие следственного изолятора следовало обжаловать заявителю, согласно каким нормам или какой главе УПК РФ и какое именно устранение или компенсацию нарушения такая жалоба могла бы заявителю обеспечить.

170.  По утверждению властей Российской Федерации, заявитель также имел возможность обжаловать бездействие одних прокуроров другим прокурорам, или же в суды, в порядке ст. 124 и ст. 125 УПК РФ, соответственно.

171.  В данной связи Европейский Суд отмечает, что ранее уже устанавливал: ст. 124 и ст. 125 УПК РФ предусматривают право обжаловать предполагаемые нарушения прав и свобод в рамках уголовного судопроизводства и при этом исключительно для его участников (см. упомянутые выше Постановление Европейского Суда по делу «Исмоилов и другие против Российской Федерации» и Постановление Европейского Суда по делу «Муминов против Российской Федерации», пп. 150, 115 и 127 соответственно).

172.  Кроме того, как верно отмечено заявителем, ст. 124 предусматривает возможность подачи жалобы следователю или прокурору, но это не обеспечивает заявителю возможности «судебной проверки» содержания его под стражей, как того требует п. 4 ст. 5 Конвенции. Европейский Суд также не оставляет без внимания тот факт, что в своем решении № 1 Верховный суд в явной форме исключил принятые судом решения о содержании под стражей из общего числа решений, обжалуемых в порядке ст. 125 УПК РФ (см. выше п. 84). На основании вышеизложенного и в отсутствие каких-либо представленных властями Российской Федерации примеров судебной практики, доказывающих, что лица, находившиеся в ситуации, аналогичной заявителю, имели возможность на основании ст. 124 и ст. 125 УПК РФ пройти процедуру судебной проверки содержания их под стражей, Европейский Суд не имеет возможности считать предложенные властями Российской Федерации средства правовой защиты эффективными.

173.  И, наконец, ссылаясь на ст. 108 ч. 11 и ст. 109 ч. 8 УПК РФ, власти Российской Федерации утверждали, что заявитель имел возможность обжаловать решения о содержании его под стражей от 7 августа и от 16 сентября 2008 г., однако, не сделал этого.

174.  В отношении ссылки властей Российской Федерации на ст. 109 УПК РФ Европейский Суд подчеркивает, что указанная норма не предоставляет содержащемуся под стражей лицу право инициировать рассмотрение в суде законности содержания его под стражей в отсутствие ходатайства прокурора о продлении в качестве меры пресечения срока содержания под стражей (см. Постановление Европейского Суда от 11 октября 2007 г. по делу «Насруллоев против Российской Федерации» (Nasrulloyev v. Russia), п. 88, жалоба № 656/06, и упоминаемое выше Постановление Европейского Суда по делу «Исмоилов и другие против Российской Федерации», п. 151). В данной связи Европейский Суд не может не отметить, что попытка заявителя обратиться по поводу пересмотра содержания его под стражей в порядке ст. 109 УПК РФ привела к отказу в рассмотрении вопроса Симоновским районным судом, который без указания причин не только установил, что заявитель не обосновал свою жалобу какими-либо нормами УПК РФ, но также и ответил на жалобу заявителя письмом, тем самым воспрепятствовав последнему в обжаловании отказа в рассмотрении его жалобы в установленном порядке (см. выше п. 64).

175.  В отношении ст. 108 ч. 11 УПК РФ, предполагая, что она обеспечивает заявителю возможность обжалования первоначального решения о заключении его под стражу от 7 августа 2008 г., власти Российской Федерации не представили никакого объяснения тому факту, что решение от 16 сентября 2008 г. не продлевало срок содержания заявителя под стражей, а санкционировало применение меры пресечения denovo5, невзирая на то обстоятельство, что предшествующее решение о заключении под стражу от 7 августа 2008 г. не отменялось, а мера пресечения не изменялась. Учитывая, что российское законодательство не предусматривает возможных способов обжалования второго подряд решения о заключении под стражу, Европейский Суд считает, что от заявителя невозможно было бы требовать обжаловать решение от 16 сентября 2008 г. (см. там же).

176.  В любом случае, как следует из доводов заявителя в Европейском Суде, основным содержанием его жалобы в рамках п. 4 ст. 5 Конвенции является не вопрос его первоначального заключения под стражу, а невозможность для него добиться судебной проверки его содержания под стражей по истечении некоторого времени нахождения под стражей (см. выше п. 154, а также см., для сравнения, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Исмоилов и другие против Российской Федерации», п. 146). Учитывая, что заявитель провел в заключении более двенадцати месяцев, можно предположить, что за прошедший период могли возникнуть новые обстоятельства, влияющие на законность его содержания под стражей. В частности, заявитель намеревался утверждать в судах о том, что содержание его под стражей перестало быть законным после истечения предельных сроков, предусмотренных ст. 109 УПК. В силу п. 4 ст. 5 Конвенции он имел право обратиться в «суд», полномочный «безотлагательно» рассмотреть вопрос о том, являлось ли лишение его свободы «незаконным» в свете новых обстоятельств, которые возникли после принятия решения о первоначальном заключении его под стражу (там же). Однако из изложенного выше следует, что заявителю не была предоставлена такая возможность.

177.  В таких обстоятельствах Европейский Суд не считает, что положения внутригосударственного законодательства обеспечивали право заявителя инициировать производство, в рамках которого законность его содержания под стражей была бы рассмотрена судом.

178.  Таким образом, Европейский Суд приходит к выводу, что власти Российской Федерации не доказали, что наличие рассматриваемых средств правовой защиты было в достаточной степени определенным, и в теоретическом, и в практическом смысле, а также, соответственно, к выводу о том, что данные средства правовой защиты необходимой доступностью и эффективностью не обладали (см. Постановление Европейского Суда от 31 мая 2007 г. по делу «А. и Е. Риис против Норвегии» (A. and Е. Riis v. Norway), п. 41, жалоба № 9042/04, и Постановление Европейского Суда от 20 февраля 1991 г. по делу «Вернилло против Франции» (Vernillo v. France), п. 27, 5заново Серия А №198). Таким образом, возражение властей Российской Федерации в отношении неисчерпания внутригосударственных средств правовой защиты подлежит отклонению.

179.  Следовательно, в течение срока содержания заявителя под стражей до экстрадиции в его распоряжении не имелось какой-либо процедуры судебной проверки законности его содержания под стражей.

180.  Следовательно, имело место нарушение п. 4 ст. 5 Конвенции.

(b) Пункт 1 статьи 5 Конвенции

181.  Прежде всего, Европейский Суд вновь отмечает, что в ст. 5 Конвенции закрепляется фундаментальное право человека, а именно, защита личности от необоснованного вмешательства со стороны государства в его право на свободу (см. Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу «Аксой против Турции» (Aksoy v. Turkey), п. 76, Сборник постановлений и решений Европейского Суда по правам человека 1996-VI). Текст ст. 5 Конвенции не оставляет сомнений в том, что предусмотренные в ней гарантии применяются к «каждому» (см. Постановление Европейского Суда по делу «А. и другие против Соединенного Королевства» (A. And Others v. the United Kingdom) [БП], n. 162, жалоба № 3455/05, ЕСПЧ 2009 -...). Подпункты с (а) до (f) п. 1 ст. 5 Конвенции содержат исчерпывающий перечень допустимых оснований, по которым лица могут быть лишены свободы, и любое лишение свободы будет считаться законным, если только оно соответствует одному из указанных оснований (см. упоминаемое выше Постановление Европейского Суда по делу «А. и другие против Соединенного Королевства», п. 163).

182.  Позиции сторон сходятся в том, что заявитель содержался под стражей в качестве лица, «против которого принимаются меры по его ... выдаче» и что его содержание под стражей регламентируется п. 1 (f) ст. 5 Конвенции. Данная норма не требует, чтобы содержание под стражей лица, в отношении которого принимаются меры по его экстрадиции, считалось обоснованно необходимым, например, в целях предотвращения совершения им преступления или пресечения его попытки скрыться. В данной связи п. 1 (f) ст. 5 Конвенции обеспечивает иной уровень защиты по сравнению с п. 1 (с) ст. 5 Конвенции: все, что требуется согласно подпункту (f), это чтобы «предпринимались меры по его депортации или экстрадиции» (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Исмоилов и другие против Российской Федерации», п. 135, с последующими ссылками).

183.  При том, что стороны не оспаривают, что содержание заявителя под стражей регламентировалось п. 1 (f) ст. 5 Конвенции, их позиции по вопросу того, являлось ли оно «законным» в смысле указанной нормы, расходятся.

184.  При решении вопроса о «законности» содержания под стражей, включая вопрос о том, был ли соблюден «порядок, установленный законом», Конвенция, в основном, ссылается на внутригосударственное право и устанавливает обязанность соблюдать материальное и процессуальное право соответствующей страны. При этом соблюдение внутригосударственного законодательства не является достаточным: п. 1 ст. 5 Конвенции также требует, чтобы любой факт лишения свободы должен обеспечивать защиту лица от произвола (см. Постановление Европейского Суда по делу «Мурен против Германии» (Mooren v, Germany) [БП], п. 72, жалоба №11364/03, ЕСПЧ 2009-..., и Постановление Европейского Суда от 2 сентября 1998 г. по делу «Эркало против Нидерландов» (Erkalo v. the Netherlands), п. 52, Сборник постановлений и решений Европейского Суда по правам человека 1998-VI).

185.  При том, что толкование и применение национального законодательства является, в первую очередь, задачей национальных органов власти, в особенности - судов, в соответствии с п. 1 ст. 5 Конвенции несоблюдение внутригосударственного законодательства является нарушением Конвенции, и, таким образом, Европейский Суд вправе проверить факт соблюдения указанного законодательства и обязан сделать это (см. Постановление Европейского Суда от 10 июня 1996 г. по делу «Бенхэм против Соединенного Королевства» (Benham v. the United Kingdom), п. 41, Сборник постановлений и решений Европейского Суда по правам человека 1996-Ш; Постановления Европейского Суда по делам «Йечус против Литвы» (Jecius v. Lithuania), п. 68, жалоба № 34578/97, ЕСПЧ 2000-IX; и «Ладент против Польши» (Ladent v. Poland), п. 47, жалоба № 11036/03, ЕСПЧ 2008-...(извлечения)).

186.  В отношении обстоятельств настоящего дела Европейский Суд, в первую очередь, отмечает утверждение властей Российской Федерации о том, что заявитель нарушил шестимесячный срок, установленный для подачи его жалобы по п. 1 ст. 5 Конвенции. Учитывая свои выводы в отношении того, что никакими эффективными средствами правовой защиты, которые бы заявителю требовалось исчерпать, он не располагал (см., в частности, пп. 174-177 выше), Европейский Суд отмечает, что решения от 7 августа и от 16 сентября 2008 г. были действительно приняты более чем за шесть месяцев до обращения заявителя с жалобой в Европейский Суд 15 мая 2009 г. Одновременно Европейский Суд отмечает, что основным содержанием его жалоб в рамках п. 1 ст. 5 Конвенции являлись не первичные решения о помещении его под стражу, а предполагаемая незаконность его продолжавшегося содержания под стражей (см. выше п. 154). Таким образом, перед Европейским Судом стоял вопрос не о том, являлись ли законными первоначальные решения о заключении под стражу, а о том, являлось ли содержание заявителя под стражей с 13 ноября 2008 г. и далее «законным» в значении п. 1 ст. 5 Конвенции, т.е. было ли оно основано на национальном законодательстве и было ли оно «проведено в соответствии с установленной законом процедурой» (см. упоминаемое выше Постановление Европейского Суда по делу «Мурен против Германии», пп. 76 и 82, и Постановление Европейского Суда от 26 февраля 2009 г. по делу «Эминбейли против Российской Федерации» (Eminbeyli v. Russia), пп. 43 и 46, жалоба № 42443/02).

187.  Соответственно, Европейский Суд возражение властей Российской Федерации в отношении предположительного несоблюдения заявителем шестимесячного срока по его жалобам в рамках п. 1 ст. 5 Конвенции отклоняет.

188.  Далее Европейский Суд переходит к рассмотрению соблюдения в данном деле требований п. 1 ст. 5 Конвенции.

189.  Европейский Суд отмечает, что жалоба заявителя содержит в себе три аспекта. Заявитель, в частности, утверждал не только о том, что его содержание под стражей являлось незаконным по российскому законодательству, но также, что качество самого законодательства не соответствовало требованиям Конвенции к защите заявителя от произвола. Он также утверждал, что власти не проявили надлежащей заботливости при проведении процедуры экстрадиции.

190.  Что касается доводов заявителя о «качестве закона» в отношении норм, регламентирующих содержание заявителей под стражей до экстрадиции, то Европейский Суд не может не отметить, что, как он установил в целой серии постановлений, указанные нормы не являются ни точными, ни предсказуемыми в своем применении и установленному Конвенцией требованию «качества закона» они не соответствуют (см., среди прочих источников, упоминаемые выше Постановления Европейского Суда по делам «Насруллоев против Российской Федерации», пп. 76-78; «Исмоилов и другие против Российской Федерации», пп. 138-140; «Рябикин против Российской Федерации», пп. 128-130; «Муминов против Российской Федерации», пп. 121-123, и Постановление Европейского Суда от 8 января 2009 г. по делу «Худякова против Российской Федерации» (Khudyakova v. Russia), пп. 68-74, жалоба № 13476/04).

191.  Европейский Суд обеспокоен тем, что, как следует из переписки между Уполномоченным и Генеральной прокуратурой, российские органы власти, участвующие в контроле и надзоре за содержанием лиц до их экстрадиции, и, в частности, российские суды, как представляется, находятся в отношении применения соответствующего законодательства в состоянии неопределенности (см. выше пп. 68-70). Европейский Суд также сомневается, что последнее Постановление Верховного суда от 29 октября 2009 г. прояснило ситуацию в отношении лиц, находящихся в положении заявителя, поскольку, по утверждению заместителя Генерального прокурора, законодательство касалось только лиц, в отношении которых проводится проверка по экстрадиции, что обстоятельствам дела заявителя не соответствовало (см. выше п. 67). В любом случае Европейский Суд не станет подробно анализировать данный вопрос, поскольку считает, что имело место нарушение п. 1 ст. 5 Конвенции по причинам, указанным ниже.

192.  Учитывая обстоятельства настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что заявитель был задержан 5 августа 2008 г. в соответствии с ордером на арест, выданным судом Таджикистана (см. вьпне пп. 16 и 19). 7 августа 2008 г., после запроса властей Таджикистана о его экстрадиции, Нагатинский районный суд г. Москвы принял решение о взятии заявителя под стражу, сославшись, в том числе, на ст. 108 УПК РФ, а также наст. 61 Минской конвенции (см. выше п. 91).

193.  Далее отмечается, что в сентябре 2008 г., т.е. в пределах сорокадневного срока, установленного п. 2 ст. 62 Минской конвенции, Генеральная прокуратура Таджикистана представила формальный запрос об экстрадиции заявителя. Наконец, 16 сентября 2008 г., Симоновский районный суд г. Москвы вновь принял решение о заключении заявителя под стражу до его экстрадиции, сославшись на п. 1 ст. 466 УПК РФ, а также на ст. 60 Минской конвенции и на тот факт, что власти Таджикистана тем временем представили формальный запрос на экстрадицию. Никакого последующего продления срока содержания заявителя под стражей вплоть до его освобождения 23 апреля 2010 г., т.е. через двадцать месяцев и семнадцать дней после его помещения под стражу, не последовало.

194.  Соответственно, как Европейский Суд подчеркнул выше в п. 186, вопрос, который возникает по настоящему делу, заключается в том, существовало ли с 13 ноября 2008 г. для содержания заявителя под стражей основание в российском законодательстве, соответствовало ли указанное содержание под стражей «предусмотренной законом процедуре». Иными словами, вопрос заключается в том, являлось ли первоначальное судебное решение о заключении заявителя под стражу достаточным для содержания его под стражей в течение неограниченного по длительности периода времени, до вынесения решения по запросу об экстрадиции или же вопрос содержания под стражей необходимо было регулярно пересматривать (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Насруллоев против Российской Федерации», п. 73).

195.  По утверждению властей Российской Федерации, срок содержания заявителя под стражей регламентировался ст. 109 УПК РФ, которая предусматривает содержание под стражей по делам, связанным с тяжкими преступлениями, в течение срока, не превышающего двенадцати месяцев. В то же время, для признания «законным» в значении п. 2 ст. 109 УПК РФ содержания под стражей в течение срока, превышающего два месяца, требовались дополнительные судебные решения.

196.  В данной связи Европейский Суд отмечает: несмотря на то, что в период с 7 августа по 16 сентября 2008 г. заявитель из-под стражи не освобождался и мера пресечения ему не изменялась, в формулировках обоих решений было указано: «постановление об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу». В данной связи Европейский Суд дополнительно озадачен тем фактом, что при том, что оба производства касались вопроса содержания заявителя под стражей до его экстрадиции, в первом случае решение о заключении под стражу ссылалось на ст. 108 УПК РФ, регламентирующую взятие под стражу подозреваемых и обвиняемых до окончания уголовного судопроизводства в их отношении, а во втором случае - на ст. 466 ч. 1 УПК РФ, которая касалась лиц, задержанных для последующей экстрадиции. Даже если предположить, что Нагатинский районный суд применил ст. 108 УПК РФ согласно Определению Конституционного суда от 4 апреля 2006 г. (см. выше п. 78), остается не вполне понятным, почему последующее решение о содержании под стражей не содержало ссылки на нормы гл. 13 УПК РФ, и было основано лишь на ст. 466 ч. 1 УПК РФ.

197.  Таким образом, остается неясным, был ли срок содержания заявителя под стражей решением от 16 декабря 2008 г. продлен или указанным решением мера пресечения была избрана denovo после получения формального запроса на экстрадицию, что в определенной степени находит обоснование в мотивировочной части судебного решения (см. выше п. 57). В отсутствие какого-либо объяснения со стороны властей Российской Федерации по данному вопросу и учитывая их утверждения о том, что содержание заявителя под стражей регламентировалось ст. 108 и ст. 109 УПК РФ, Европейскому Суду не ясно, каким образом сроки, указанные в ст. 108 УПК РФ (см. выше п. 71) должны были рассчитываться по делу заявителя - данный вопрос является важнейшим для выяснения, соответствовало ли содержание его под стражей по состоянию на 13 ноября 2008 г. требованиям ст. 5 Конвенции.

198.  В любом случае, даже если предположить, что второе решение о заключении под стражу продлило срок заключения заявителя до истечения двух месяцев в соответствии с требованиями ст. 109 УПК РФ - гипотеза, благоприятная для властей Российской Федерации, та не было никакого последующего судебного решения о продлении срока содержания под стражей в течение последующего периода, т.е. последовавших девятнадцати месяцев и 6 дней, не принималось.

199.  В отсутствие каких-либо решений внутригосударственных судов о продлении срока содержания заявителя под стражей Европейский Суд обязан прийти к выводу, что с 4 февраля 2009 г., т.е. через шесть месяцев после дня его помещения под стражу, заявитель продолжал содержаться под стражей в нарушение положений п. 2 ст. 109 УПК. Таким образом, содержание заявителя под стражей до экстрадиции не может считаться «законным» в значении п. 1 ст. 5 Конвенции.

200.  Кроме того, Европейский Суд особо отмечает, что находится в недоумении от утверждения властей Российской Федерации о том, что российские власти были обязаны содержать заявителя в заключении, поскольку Европейский Суд в рамках правила 39 Регламента Европейского Суда указал им приостановить его экстрадицию. Европейский Суд подчеркивает: ранее уже признавалось, что данный довод не может применяться в качестве обоснования бессрочного содержания лиц без определения их правового статуса (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Рябикин против Российской Федерации», п. 132). Европейский Суд также отмечает, что российский Уполномоченный по правам человека занял такую же позицию, обращая внимание Генеральной прокуратуры на непоследовательность правовой позиции по содержанию заявителя под стражей (см. выше п. 69).

201.  Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд не считает необходимым рассматривать остальные доводы сторон в отношении ст. 5 Конвенции.

202.   Таким образом, имело место нарушение п. 1 ст. 5 Конвенции.

III. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ ПУНКТА 2  СТАТЬИ 6 КОНВЕНЦИИ

203.  Заявитель в рамках п. 2 ст. 6 Конвенции жаловался на то, что тексты решений Генеральной прокуратуры и Московского городского суда о его экстрадиции нарушили его право на презумпцию невиновности. П. 2 ст. 6 Конвенции гласит:

«Каждый  обвиняемый в совершении уголовного  преступления считается невиновным, пока виновность его не будет установлена законным порядком».

А. Доводы сторон

204.  Власти Российской Федерации утверждали, что в оспариваемых решениях явно указано, что заявителю были предъявлены обвинения в совершении ряда преступлений и что его экстрадиция запрашивалась для привлечения его к участию в уголовном деле по указанным преступлениям. Кроме того, власти особо отметили, что вопрос уголовной ответственности за преступления, в связи с которыми запрашивается экстрадиция, подлежит разрешению исключительно судами запрашивающей страны.

205.  Заявитель утверждал: указывая, что его действия «являлись наказуемыми согласно российскому уголовному законодательству», власти Российской Федерации объявили его виновным до суда, что также подтверждалось ответом Генеральной прокуратуры от 30 декабря 2009 г., в котором отмечалось, что прокуратура «удовлетворила запрос Генеральной прокуратуры Таджикистана об экстрадиции заявителя в целях привлечения его к участию в уголовном судопроизводстве в связи с его участием в запрещенной религиозной организации». По мнению заявителя, формулировки, примененные властями Российской Федерации, способны были оказать влияние на суды Таджикистана.

В. Мнение Европейского Суда

206.  Европейский Суд напоминает, что норма п. 2 ст. 6 Конвенции, в относящейся к данному делу части, предназначена для предотвращения разрушения института справедливого уголовного судопроизводства предвзятыми заявлениями, сделанными в тесной связи с указанным производством. В случае если указанного производства не существовало, утверждения о преступном или ином предосудительном поведении имеют значение скорее для вопроса защиты от диффамации, а также надлежащего доступа к суду для разрешения вопроса гражданских прав и рассмотрения потенциальных вопросов по ст. 6 и ст. 8 Конвенции (см. Решение Европейского Суда от 20 ноября 2003 г. по делу «Золлманн против Соединенного Королевства» (Zollmann v. the United Kingdom), жалоба № 62902/00).

207.  Презумпция невиновности закреплена в п. 2 ст. 6 Конвенции и является одним из элементов справедливого уголовного судопроизводства, требуемого согласно п. 1 ст. 6 Конвенции (см.

Постановление Европейского Суда от 10 февраля 1995 г. по делу «Аллене де Рибемон против Франции» (Allenet de Ribemont v. France), п. 35, Серия A № 308). Она запрещает преждевременное выражение со стороны суда мнения о том, что лицо, «обвиняемое в совершении преступления», является виновным, до того, как это будет доказано в соответствии с законодательством (см. Постановление Европейского Суда от 25 марта 1983 г. по делу «Минелли против Швейцарии» (Minelli v. Switzerland), п. 37, Серия А № 62), а также охватывает № 42095/98, ЕСПЧ 2000-Х, и от 28 апреля 2005 г. по делу «A.L. против Германии» (A.L. v. Germany), п. 31, жалоба № 72758/01).

208.  Европейский Суд ранее устанавливал, что п. 2 ст. 6 Конвенции применяется в том случае, если производство по экстрадиции является прямым последствием и сопровождает уголовное судопроизводство, которое ведется в отношении лица в принимающем государстве (см. упоминаемое выше Постановление Европейского Суда по делу «Исмоилов и другие против Российской Федерации», п. 164) и не находит оснований отклоняться по данному делу от своего ранее принятого подхода.

209.  Европейский Суд далее напоминает, что презумпция невиновности нарушается в случае, если судебное решение или заявление государственного чиновника в отношении лица, обвиняемого в совершении преступления, отражает мнение о том, что он является виновным, до того, как это было доказано в соответствии с законодательством (см. Постановление Европейского Суда от 6 февраля 2007 г. по делу «Гарицки против Польши» (GarycM v. Poland), п. 66, жалоба № 14348/02).

210.  Необходимо установить принципиальное различие между заявлением о том, что кто-то лишь подозревается в совершении преступления, и ясным, в отсутствие вступившего в законную силу приговора, утверждением о том, что лицо совершило соответствующее преступление. Европейский Суд последовательно подчеркивал важность подбора государственными чиновниками слов в своих заявлениях до того, как в отношении лица будет вынесен приговор и оно будет признано виновным в совершении определенного преступления (см. Постановления Европейского Суда от 3 октября 2002 г. по делу «Бемер против Германии» (Bohmer v. Germany), пп. 54 и 56, жалоба №37568/97; от 27 февраля 2007 г. по делу «Нештяк против Словакии» (Nesfdk v. Slovakia), пп. 88 и 89, жалоба № 65559/01; от 23 октября 2008 г. по делу «Хужин и другие против Российской Федерации» (Khuzhin and Others v. Russia), п. 94, жалоба № 13470/02). Нарушает ли заявление государственного должностного лица принцип презумпции невиновности или нет, необходимо устанавливать в контексте конкретных обстоятельств, в рамках которых было сделано оспариваемое заявление (см. Постановления Европейского Суда по делу «Дактарас против Литвы» (Daktaras v. Lithuania), п. 43, жалоба № 42095/98, ЕСПЧ 2000-Х, и от 28 апреля 2005 г. по делу «А.1. против Германии» (A.L. v. Germany), п. 31, жалоба№ 72758/01).

211. В отношении обстоятельств настоящего дела Европейский Суд, в первую очередь, отмечает, что заявитель жаловался именно на заявления о том, что за его «действия было предусмотрено наказание» по российскому уголовному законодательству, и, соответственно, в своем анализе Европейский Суд сосредоточится именно на вышеуказанных заявлениях.

212. Отмечается, что в постановлении об экстрадиции от 30 декабря 2008 г., а также в последующих судебных решениях было указано, что «за действия [г-на] А. Гафорова предусмотрено наказание, установленное в ст. 210 Уголовного кодекса Российской Федерации, ... ст. 278 УК РФ; ... ст. 280 УК РФ; ... ст. 282 ч. 2 (в) УК РФ, ... ст. 205 ч. 1 УК РФ (см. выше пп. 24, 37 и 41). При этом Европейский Суд отмечает, что во всех спорных решениях фраза предварялась четким утверждением о том, что заявитель обвинялся в совершении указанных преступлений, связанных с его предположительным участием в «Хизб ут-Тахрир», а также побегом из-под стражи, в отношении которых запрашивается его экстрадиция (см. там же). Кроме того, и городской суд, и Верховный суд особо подчеркивали, что вопрос виновности заявителя в совершении преступлений, в совершении которых он обвинялся на территории Таджикистана, может быть рассмотрен только судами запрашивающей страны (см. там же).

213.  В целом, несмотря на то, что примененная Генеральной прокуратурой и судами формулировка может быть расценена как достаточно неудачная, Европейский Суд считает доказанным, что вышеназванные органы вели речь не о том, что вина заявителя была установлена на основании доказательств - что явно не являлось предметом рассмотрения в рамках производства по делу об экстрадиции - а о том, имелись ли законные основания для экстрадиции заявителя запрашивающей стране.

214.  По мнению Европейского Суда, то же самое касается и фразы в письме Генеральной прокуратуры от 30 декабря 2009 г., на которую ссылался заявитель (см. выше п. 205).

215.  При таких обстоятельствах Европейский Суд считает, что формулировка постановления об экстрадиции, а также последующие решения судов и письмо от 30 декабря 2009 г. утверждения о виновности заявителя в нарушение презумпции невиновности не содержат (см., для сравнения, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Исмоилов и другие против Российской Федерации», п. 168).

216.  Таким образом, данная часть жалобы отклоняется как явно необоснованная, согласно пп. 3 и 4 ст. 35 Конвенции.

IV. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

217.  Ст. 41 Конвенции предусматривает следующее:

«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».

A. Ущерб

218.  Заявитель указал сумму 15 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

219.  Власти Российской Федерации посчитали требования заявителя завышенными. Со своей стороны они заявили, что, если Европейский Суд найдет в данном деле нарушение Конвенции, признание нарушения будет достаточной компенсацией.

220.  Европейский Суд отмечает, что по данному делу им был установлен целый ряд нарушений и признает, что заявителю был причинен моральный вред, который не может быть компенсирован только путем признания нарушения. Поэтому Европейский Суд счел целесообразным присудить заявителю сумму в размере 15 ООО евро в счет компенсации морального вреда.

B.  Судебные расходы и издержки

221.  Заявитель также требовал выплаты 90 000 рублей (примерно 2 225 евро) в счет оплаты услуг его представителей г-на А. Гайтаева и г-жи Р. Магомедовой в рамках внутригосударственного производства, представив, в числе прочих документов, копии соответствующих соглашений и счетов, подтверждающих уплату вышеуказанной суммы. Он также сослался на журналы учета рабочего времени г-на А. Гайтаева и г-жи Е. Рябининой и требовал выплаты 1 800 евро в счет оплаты представительства г-ном А. Тайтаевым его интересов в Европейском Суде, а также 2 800 евро - в счет оплаты представительства его интересов г-жой Рябининой, при этом почасовые ставки каждого из адвокатов составляли 100 евро. В заключение заявитель потребовал возмещения почтовых и административных затрат в сумме 477 евро.

222.  Власти Российской Федерации без каких-либо дополнительных подробностей утверждали, что затраты и расходы, компенсации которых требует заявитель, являлись излишними и необоснованными.

223.  В соответствии с практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение ему судебных расходов и издержек только в том случае, если установлено, что такие расходы и издержки действительно имели место и являлись разумными. В настоящем деле, с учетом представленных документов и вышеизложенных критериев, Европейский Суд присуждает заявителю сумму в размере 6 825 в качестве компенсации судебных расходов и издержек в связи с производством по делу в Европейском Суде.

С. Процентная ставка при просрочке платежей

224.  Европейский Суд счел, что процентная ставка при просрочке платежей должна быть установлена в размере предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОГО ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ЕДИНОГЛАСНО:

1.  Решил отнести к существу жалобы возражение властей Российской Федерации касательно неисчерпания внутригосударственных средств правовой защиты в отношении жалоб заявителя в соответствии со ст. 5 Конвенции и отклонил его;

2.  Признал приемлемой жалобу по ст. 3 и ст. 5, пп. 1 и 4, а также ст. 13 Конвенции и неприемлемой в остальной части;

3.  Постановил, что, если бы решение об экстрадиции заявителя в Таджикистан было приведено в исполнение, имело бы место нарушение ст. 3 Конвенции;

4.  Постановил, что имело место нарушение п. 4 ст. 5 Конвенции;

5.  Постановил, что имело место нарушение п. 1 ст. 5 Конвенции;

6.  Постановил, что не возникло отдельных нарушений по ст. 13 Конвенции в отношении предполагаемого нарушения ст. 3 Конвенции;

7. Постановил:

(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции, выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанные суммы:

(i) 15 000 евро (пятнадцать тысяч евро) в качестве компенсации морального вреда и

(ii) 6 825 евро (шесть тысяч восемьсот двадцать пять евро) в отношении судебных расходов и издержек;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

8. Отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 21 октября 2010 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Председатель Палаты Суда

Х.РОЗАКИС

Заместитель Секретаря Секции Суда

А.ВАМПАЧ